рактера и невроза. К сожалению, эти два процесса - несмотря на то, что они
определенно должны быть разведены, - различаются Адлером столь неотчетливо, а
факту вытеснения вообще уделяется столь мало внимания, что мы рискуем впасть в
заблуждение, если попытаемся применить учение о мужском протесте к вытеснению. Я
полагаю, что эта попытка привела бы к тому, что мужской протест, стремление
сойти с женской линии, был бы понят как неизменный мотив вытеснения. Вытесняющее
всегда оказывалось бы тогда мужскимм инстинктивным импульсом, вытесненное -
женским. Однако, и симптом оказался бы результатом какого-то женского импульса,
поскольку мы не можем отказаться от той точки зрения, согласно которой характер
симптома определяется тем, что он выступает заменителем вытесненного,
проведенным в жизнь наперекор вытеснению.
Проверим теперь обе теории, общей чертой которых является, так сказать,
сексуализация процесса вытеснения, на примере исследовавшейся здесь фантазии
битья. Изначальная фантазия "я избиваюсь отцом" соответствует у мальчика
женственной установке, являясь, следовательно, выражением его противополой
предрасположенности. Если она подвергается вытеснению, тогда первая теория,
берущая за правило то, что противополое совпадает с вытесненным, оказывается,
по-видимому, верной. Однако, нашим ожиданиям мало соответствует то
обстоятельство, что сознательная фаза, всплывающая после свершившегося
вытеснения, опять-таки обнаруживает женственную установку, только на сей раз -
по отношению к матери. Нам, впрочем, не хотелось бы углубляться в сомнения там,
где решение лежит так близко. Изначальная фантазия девочки "я избиваема (то
есть: любима) отцом" все же определенно соответствует, в качестве женственной
установки, преобладающему, явному её полу: она, следовательно, в соответствии с
данной теорией, должна избежать вытеснения, ей нет нужды становиться
бессознательной. В действительности, однако, она таковой становится и замещается
|