о, отрицательно к идее о каком-то
неизвестном третьем нравственном чувстве-чувстве "любви к вещам и
призракам", сочтя его либо за лишенную внутреннего смысла выдумку, либо же
за продукт какой-либо моральной извращенности.
Но готовые суждения обыденного сознания в данном случае так же мало
соответствуют истине, как и в огромном большинстве других случаев. Мы
говорим пока об истине не в морально-практическом, а просто в
познавательно-теоретическом смысле. Как бы мы ни оценивали любовь к себе и
любовь к людям, несомненно одно: этими чувствами не исчерпываются все наши
моральные побуждения. Существует целый ряд импульсов, не направленных ни на
собственное благо, ни на благо ближних и тем не менее обладающих бесспорною
моральною ценностью. Послушаем умного, тонкого и спокойного исследователя
моральных фактов. "Не нужно никогда упускать из виду, что антитеза между
эгоизмом и альтруизмом ни в коем случае не исчерпывает всей совокупности
мотивов наших действий. Фактически мы объективно заинтересованы в
осуществлении или неосуществлении известных событий или состояний, и притом
вне всякого отношения к их последствиям, затрогивающим какого-либо
субъекта. Нам важно, чтобы в мире царила гармония, чтобы в нем воплотились
известные идеи, чтобы осуществилось что-либо ценное, и мы чувствуем
потребность содействовать этому, отнюдь не задаваясь всегда вопросом,
полезно или приятно это какой-либо личности, какому-либо мне или тебе... Во
многих случаях сознание цели нашей деятельности останавливается в мире
объективного, не заимствуя моральной ценности от каких-либо субъективных
соображений... Это-несомненный психологический факт" (26). Приведенное
указание на существование мотивов объективных, не подходящих под рубрики
эгоизма и альтруизма, можно было бы иллюстрировать подавляющим множеством
примеров. Мыслитель, жизнь которого направлена на открытие истины, вне
всякого соображения о пользе или надобности ее для кого-либо; художник,
стремящийся воплотить |