ку сразу же, как только придет и
засядет за работу.
- По-моему, - Сид озадаченно потер подбородок, - он долго
нас не догонит.
- Почему?
- Программу стертую восстанавливать будет.
- Вот ему плохо-то, - произнесли друзья хором и вышли с
вычцентра.
И вот они сидели втроем - Саня, Сид и Олег Кошерский -
вокруг труднообозримого обилия пивных кружек, постепенно
уничтожали их содержимое и трепались.
- Страшная штука, - Сид поднес кружку к глазам и посмотрел
сквозь нее на Олега, - Однажды этот, - он чокнулся с Фришбергом
и отхлебнул, - за кружку пива подстроил мне вылет из института,
исключение из федерации у-шу и уже не помню, что еще.
- Помнишь-помнишь, - отозвался Саня, но тут же любезно
добавил: - Твой ответный ход - это тоже была красивая игра,
достойная описания. Кошерский, ты чувствуешь, какие сюжеты ты
упускаешь? А? Увы, Олег Михайлович предпочитает нашим светлым
образам, Сид, этого лже-мессию, опошлителя иудаизма...
Олег уже раскаивался, что сказал. Он признался, что пишет
о Христе, в надежде, что, может быть, у одного из этих двоих
есть знакомый богослов или, еше лучше, историк-специалист по
тем временам, у которого Кошерский мог бы проконсультироваться.
Таких знакомых у этих технарей не нашлось, зато насмешку Олег
выслушал уже не одну. Вообще, зря он с ними пошел. И Юлька,
кажется, обиделась, когда он позвонил и сказал, что придет часа
на два позже.
- Я и не подозревал, что ты такой фанатичный и узколобый
поборник иудаизма, - огрызнулся Кошерский. Саня медленно
перелил пиво из очередной кружки в свою опустевшую, сдвинул
освободившуюся посуду подошедшему "халдею", и только совершив
это священнодейство, ответил:
- Понимаешь ли, Олежек, иудей я, если разобраться, не
только не фанатичный, но и просто никакой, а против Христа, в
общем-то, ничего не имею. Был ли он мессией или не был -
вопрос, в общем, не принцип |