ия. Это она дала подвод, и на ее голос
открыла дверь Люба Амосова.
— Так, — Зотов повернулся к Гаранину. — Ваше мнение?
Костя минуту подумал, подперев широкой ладонью подбородок. Наконец он
сказал:
— Интересные сведения и, по-моему, важные. Но арестовывать Амосову
пока нельзя, нет прямых улик и мало косвенных.
— Но, оставшись на свободе, она возвратится в Загорск! — запальчиво
возразил Сергей. — Там она узнает о моем приезде, догадается о цели его и
предупредит сообщников. Они могут скрыться!
— Погодите, Коршунов, — сказал Зотов, жестом как бы успокаивая
Сергея. — Все это мы и сами понимаем. Однако Гаранин прав. Сегодня же
вызовите Амосову на новый допрос. Это, знаете, все-таки мутная девчонка.
Да, Гаранин! Очень жду новых сведений о машине. Ну, можете идти.
Сергей встал, чуть заметно пожав плечами. Ему было обидно. В самом
деле, он привез такие важные сведения. И по существу, только он и дал
настоящие улики по делу. «Увидят, они еще увидят, кто прав», — твердил он
про себя, уходя из кабинета Зотова.
Новый допрос Амосовой ничего не прибавил, «мутная девчонка» нисколько
не стала ясней. Но на следующий день произошло событие, которое заставило
и Гаранина и даже Зотова по-иному взглянуть на версию Сергея Коршунова.
Среди дня раздался телефонный звонок. Незнакомый женский голос
попросил к телефону товарища Коршунова.
— Это говорит Голикова Тамара Абрамовна. Не помните такую? Мне очень
надо поговорить с вами и как можно скорее. Я тут недалеко от вас и звоню
по автомату.
Через двадцать минут в комнату Сергея вошла пожилая, очень полная
женщина с красным потным лицом и, тяжело дыша, опустилась на стул. В одной
руке у нее был зажат скомканный и мокрый носовой платок, в другой она
несла тяжелую продуктовую сумку.
— Так что вы собирались мне рассказать, Тамара Абрамовна? — спросил
Сергей.
— Я к вам пришла насчет Вали, Валентин |