ебе прежней - неприязненной и холодной: - Задавайте
ваши вопросы!
Акинфиев собрал портфель, снял очки. Все эти манипуляции он проделал молча
и долго,
словно раздумывая, стоит ли продолжать беседу.
- Да вопросов у меня, собственно, и нет, - пожал плечами следователь и
виновато
поглядел молодой вдове в глаза. - Один разве что... Где вы были в четырнадцать
часов
тридцать минут восемнадцатого августа сего года? То есть в день и час, когда
погиб ваш
супруг?
- На этот вопрос я уже отвечала раз десять, гражданин старший следователь.
У вас в
бумагах должно быть записано. Я была у мамы в Измайлове.
- И накануне тоже?
- И накануне тоже. И третьего дня.
- А почему?
- Потому что Витя ушел в рейс, одной мне оставаться не хотелось. Я сидела у
мамы,
помогала ей варить варенье и ждала мужа. Он обещал позвонить.
- И что же?
Маша вскинула на собеседника удивленный взгляд и тут же отвела его.
- Вместо этого позвонила соседка, у которой был мамин телефон. Можете зайти
и
проверить. И сказала... сказала, чтобы я немедленно ехала сюда, потому что с
Витей несчастье.
- Я проверял, Маша. Все сходится. За исключением одного маленького и,
возможно, не
очень существенного обстоятельства. Может быть, о нем бы не стоило говорить из
чувства, так
сказать, мужской солидарности... - Акинфиев не мог не заметить, как несчастная
женщина
внезапно побледнела, как она вся разом подобралась и стиснула подушку в пальцах
с
обгрызенными ногтями.
- Нет уж, вы говорите! Иначе зачем же пришли?
- Ни накануне, ни третьего дня - то бишь, шестнадцатого августа - рейса у
Виктора
Степановича не было. С четырнадцатого его машина находилась в ремонте, хотя
пятнадцатого
он действительно ездил в Воронеж сменным водителем. Но вернулся он в колонну в
два часа
ночи и тогда же дежурной машиной уехал домой. А из окна выпал в четырнадцать
тридцать, и
утром, как утверждаете вы и ваша мать, вам не звонил.
Маша ничего |