— Только не вздумайте
шагать в сторону, идите прямо по моим следам.
С нескрываемым удовольствием следил он за ее грациозными движениями,
наконец протянул руки навстречу и рывком вытащил ее наверх, на надежный
берег. И вдруг она очутилась слишком близко. Лица были близко, глаза
близко, губы близко. Слишком близко...
Поцелуй был долгий и жадный. Жадный — именно так подумал Гвидо, еле
переводя дух. Ничего в этом поцелуе уже не было от прежнего невинного
прикосновения, одна явная, может быть, даже подчеркнутая страсть.
— А она поверит, что я твой кузен? — деловито спросил Гвидо, все еще
держа Илону в объятиях.
— Поверит. Я летом ей раза два говорила, что может брат появиться,
только он не приезжал.
— Такой же кузен, как я?
— Нет, настоящий. Ну, поехали!
Он подумал, что приличия ради надо бы ее еще раз поцеловать, но
потом решил — не стоит себя зря возбуждать. Гвидо помог Илоне надеть
крепления, чтобы она не снимала перчатки и не морозила руки.
Продравшись сквозь ивняк, в этом месте редкий, как дворницкая метла,
они вышли на узкую лесную тропинку у подножия холма. По ней в эту зиму
еще явно не ходили.
— Налево, — сказала Илона.
Идти было тяжело, так как то и дело приходилось поднимать
согнувшиеся от снега березки, черемуху или ольху, которые преграждали
путь. Дальше, круто свернув, дорожка пошла вверх.
Часа два они уже в дороге. Гвидо почувствовал усталость и легкое
раздражение. Не радовали даже остроты Илоны, казавшиеся вначале такими
веселыми. Долгое время по обе стороны тянулись тощие, голенастые елки с
хвойными венчиками на самой верхушке, потом пошли и старые, могучие
деревья, а за ними без всякого перехода лес оборвался. Гвидо от изумления
остолбенел. Перед ним самая настоящая пастель художника Волдемара Ирбе,
которых он наверняка написал сотни, потому что в отличие от великолепных
жанровых карт |