будет взглянуть на собственное тело. Робинзон начал собирать припасы в дорогу,
но вскоре
оставил это занятие, решив сперва спустить бот на воду, чтобы проверить,
достаточно ли он
остойчив и водонепроницаем. В глубине души он терзался страхом - страхом
неудачи, нового
бедствия, что сведет на нет труды, от которых зависела вся его жизнь. Он
представлял себе: вот
"Избавление " спущено на воду, и вдруг обнаруживается какой-нибудь неисправимый
порок в
конструкции, например слишком высокая или слишком низкая осадка; в первом случае
бот
станет неуправляемым, его захлестнет даже слабая зыбь, во втором - опрокинется
при самом
незначительном волнении на море. Ему уже в страшных кошмарах мерещилось, как
"Избавление", едва коснувшись воды, камнем идет ко дну и сам он, вместе с ботом,
кренящимся с боку на бок, погружается в зеленые морские глубины, в мрачные
бездны.
Наконец он решился приступить к спуску "Избавления", хотя неясные страхи
так долго
заставляли его откладывать это событие. Сперва он даже не очень удивился, когда
понял, что
невозможно протащить по песку до моря судно, весящее более тысячи фунтов. Но эта
первая
неудача обнаружила перед ним всю сложность проблемы, над которой он доселе не
задумывался всерьез. Вот тут-то ему и представился случай постичь ту важную
метаморфозу,
какую претерпел его разум под влиянием одиночества. Похоже было, что область его
мыслительной деятельности одновременно и сузилась, и углубилась. Ему становилось
все
труднее думать о нескольких вещах разом, все труднее переходить от одного
предмета
размышления к другому. Так, он понял, что окружающее служит для нас постоянным
раздражителем не только оттого, что будоражит нашу мысль, мешая вариться в
собственном
соку, а еще и потому, что одна лишь возможность вторжения "чужих" приоткрывает
нам завесу
над целым миром явлений, расположенных на периферии нашего внимания, но в любой
момент
способных стать его центром. |