ое.
Одним словом, еврей, отрешающийся от веры отцов своих и желающий в то же время
стоять вне христианства, является пред нами человеком не только без веры, но и
без всякого нравственного закона, который бы управлял его внутренним миром и его
отношениями к обществу, - он стоит вне тех общественных и бытовых начал, на
которых созиждено, стоит и которыми управляется современное общество, которые
образуют воздух, атмосферы этого общества, живут и действуют в его членах,
несмотря даже на личное отношение их мысли к этим началам: в этом именно и
заключается нравственная гарантия внутренней безопасности для общества. Впрочем,
в большей или меньшей степени то же самое может быть сказано не только о
христианском, но и о всяком другом обществе, руководящемся каким-либо
религиозно-нравственным верованием. Когда вам говорят про общество
магометанское, иудейское, буддийское, вы знаете, каким нравственным законом оно
управляется, и члены его в пределах этого общего, ими признанного закона считают
себя нравственно обеспеченными. Но как скоро вам рекомендуется человек,
ссылающийся, вместо нравственно-религиозного закона, на общечеловеческую
цивилизацию, то вы, естественно, зададите себе вопрос где же общий кодекс
нравственных прав и обязанностей этой цивилизации, поставляющей себя вне религии
как догмы и как бытового начала? Здесь что ни человек, то особый кодекс, и
каждого сына таковой цивилизации пришлось бы поневоле подвергнуть особливому
допросу и справке на счет его нравственных правил. Общего кодекса не
оказывается. Можно было бы, например, предполагать, что общечеловеческая
цивилизация выработала убеждение, что красть - не следует и что это дело
скверное. Но вот вам учение, объявляющее себя последним новейшим словом
общечеловеческой цивилизации, которое низводит человека до скота, освобождает
его от нравственной вменяемости преступлений и торжественно объявляет, что
человек имеет полное нравственное право красть, если это |