окой парня и девушки...
- Ой, ласта, ластушечка крылом задела меня! - упав на грудь подружке своей,
призналась Серафима, когда Настасья спросила, отчего она сумрачная такая да
задумчивая,
отчего сторониться, избегать стала Матвейки.
Ойкнула Настасья, поиграла от великого изумления да интереса глазами и
сказала:
- Постой-ка... Я узнаю, задела ли она другим-то крылышком Матвейку... А,
узнать?
Серафима перегорела вся огнем, но тихонько кивнула головой.
... Потом при помощи и под покровительством все той же разбитной Настасьи
они,
страшась не столько гнева Божьего, сколь матушкиного, передавали друг другу
записочки.
Затем стали встречаться тайком то в лопухах за часовней, то в темных пустых
сенях, то еще в
каком-либо укромном и безопасном местечке.
В одном таком скрытом уголке - густом-прегустом смородиннике - они в
знойный
июльский день неумело прижались губами к щекам друг друга и от стыда разбежались
в разные
стороны, оставив березовые туески, в которые собирали ягоды...
Чем бы кончилась их детская любовь - кто знает... Но однажды Матвея призвал
к себе
Аркадий Арсентьевич и сказал:
- Вот что, Матвей... Приглядываюсь к тебе - шустрый ты и грамотный. Пора,
однако, к
делу приучаться. Возьму-ка я тебя в доверенные секретари к себе. Делов у меня
много, будешь
помогать. К отцу в Сибирь я отписывал, он благословляет. Будешь служить честно и
старательно - не обижу. Женю, придет пора, на дочери какого-нибудь тысячника,
помогу
собственное дело завести. Слышишь? А то и... вон дочка-то у меня растет... Чем
не невеста?
Аркадий Арсентьевич был навеселе и про дочку сказал в шутку. Но Матвей
воспринял это
всерьез, припал к руке Клычкова.
... Теперь Матвей Сажин все время был в разъездах. Серафима сперва
потосковала о нем, а
потом, к своему удивлению, быстро успокоилась, стала забывать. И когда Матвей
появился в
обители, почувствовала себя неудобно, неуютно как-то, старалась не попадаться
ему на |