сила губу. Может быть, из-за
того, что он нарушил уединенность комнаты, где она одевалась и раздевалась, где
она
спала, где мечтала, но она вдруг ощутила, что Гарсон Деверилл - настоящий
мужчина, а
она слабая и мягкая женщина.
- Уверена, вы уже поинтересовались у Уильяма Прайса, живу ли я одна или
делю
крышу с каким-нибудь мужчиной, - съязвила она.
- Да, поинтересовался, - признался он, глядя ей прямо в глаза. - И мистер
Прайс
ответил, что нет.
Энни уперла руки в бока.
- Но все же вы опасаетесь, что толпы моих поклонников с утра до ночи
осаждают мои
ворота? Нет. И я не вывешиваю в сумерках красный фонарь на крыльце, не надеваю
декольтированных топов, облегающих шелковых юбок и сетчатых колготок!
Как и утром, у него поднялись уголки губ.
- Какая потрясающая картинка, - растягивая слова, произнес он. - Хотя лично
я считаю,
что в тех брюках, которые были на вас утром, вы завлекли бы гораздо больше
клиентов.
Ваши длинные ножки и крепкая маленькая попка в черной коже - ммм, у меня чешутся
руки.
Энни смотрела на него, не в силах произнести ни слова. У нее тоже чесались
руки -
врезать по его высокомерной роже. Но к возмущению примешивалось чувство смутного
удовлетворения при мысли о том, что, несмотря на непонятную антипатию, он
испытывает к ней влечение, пусть даже чисто физическое.
- У вас пунктик насчет черной кожи? - ледяным тоном произнесла она.
- Это зависит от того, кто ее носит. - Его глаза скользнули вниз. - Если
это гибкая, с
упругой грудью...
- Отвечаю на ваш вопрос - в моей жизни нет мужчины, - заявила Энни и,
выскользнув
из комнаты, спустилась по лестнице.
Она вынуждена была убежать. Во-первых, чтобы не слышать продолжения
описания,
явно выходящего за рамки приличия, а во-вторых, сейчас, когда Гарсон Деверилл
смотрел
на нее, чувствовалось, что он мысленно раздевает ее - и это действовало на нее
возбуждающе. У нее болезненно затвердели соски и тепло разлилось п |