я эсэсовцы уже заснут, те,
что останутся на вышках, успеют немного устать и промерзнуть и бдительность их
притупится, а следующая смена, которая должна заступить в два часа ночи, еще
будет
спать в казарме.
Восстание готовилось не только организационно. В эти дни проходила и моральная
подготовка, весьма своеобразная и необычная, велась своего рода политическая
работа,
внутренняя мобилизация людей перед их последним, смертным боем.
Был среди узников блока смерти какой-то советский журналист. Никто из оставшихся
в
живых смертников не помнит его фамилии, как они говорят, все товарищи называли
его
по имени - Володей. Невысокий, черноволосый, в черных роговых очках, он был,
пожалуй, самым образованным человеком здесь, в блоке. Говорят, что до войны он
жил в
Ленинграде и там окончил исторический факультет университета. Но работал Володя
в
газете, выходившей в торговом флоте. Перед войной он ушел в плавание на одном из
наших судов и оказался в немецком порту. Вместе со всем экипажем журналист был
интернирован, заключен в какую-то крепость, откуда бежал, и за побег был
приговорен к
смерти и послан сюда, в двадцатый блок. Он-то и стал своеобразным комиссаром
восстания, заранее готовя к нему людей.
Перед новым годом, выбрав момент, когда блоковой находился в благодушном
настроении, Володя уговорил его разрешить по вечерам рассказывать своим
товарищам
содержание когда-то прочитанных им книг. С тех пор каждый вечер в переполненном
бараке часами раздавался его спокойный, негромкий голос. Володя помнил чуть ли
не
наизусть множество книг и был великолепным рассказчиком. Видимо, не без умысла
он
всегда выбирал книги героического содержания, в которых речь шла о подвигах, о
том,
как люди побеждали, казалось бы, неодолимые трудности. Он пересказывал Дюма и
Джека Лондона, "Овода" и "Как закалялась сталь". Оставшимся в живых участникам
восстания особенно запомнилась одна история, которую Володя рассказывал
несколько
вечеров подряд. Это |