мандир бригады генерал
Копачев, боявшийся кровопролития и поэтому не хотевший обострять положение в
городе, охотно согласился со мною.
Я поехал в местный солдатский комитет. Председатель комитета подтвердил все, что
говорил Фрунзе о причинах, вызвавших волнение в гарнизоне. Оказалось, что
восемьдесят
процентов солдат по состоянию здоровья не могут выполнять тяжелых окопных работ,
однако комендант упорно отказывается послать их на медицинскую комиссию, не
желает
считаться с солдатским комитетом и всем своим поведением вызывает возмущение
солдат. Конечно, нежелание солдат выходить на окопные работы объяснялось и
антивоенными настроениями: солдаты [32] и унтер-офицеры не хотели содействовать
продолжению войны, которая принесла им только увечия и страдания.
Посоветовав солдатскому комитету завтра же созвать общее собрание солдат и
решительно потребовать создания медицинской комиссии, условившись о времени
начала
собрания и порядке его проведения, я вернулся в бригаду. Генерал Копачев собрал
командиров полков и эскадронов и в их присутствии выслушал мою информацию о
положении в Гомельском гарнизоне. Я сообщил о назначенном на завтра собрании и
сказал, что комитет считает возможным присутствие на этом собрании офицеров
нашей
бригады, однако он решительно возражает против вступления драгунских полков в
город.
На общесолдатское собрание, происходившее на другой день, приехал комендант
города.
Очевидно, надеясь на помощь прибывшей бригады, он выступил с раздраженной,
пересыпанной бранью и угрозами речью. Она кончилась тем, что возмущенные солдаты
схватили коменданта и тут же на собрании убили его.
Председатель Гомельского солдатского комитета, выступивший затем на собрании с
поддержкой требований солдат, вместе с тем осудил их расправу с комендантом.
Потом
слово предоставили мне. И я присоединился к осуждению учиненного солдатами
самосуда.
В своем выступлении я руководствовался указаниями Фрунзе. Я сказал, что
командование |