войны он работал в сотрудничестве с одним из своих ближайших
друзей, военным судьей в Раштадте Дитцем, над реформой Военно-уголовного
кодекса. За эти получившие признание научные заслуги отец был переведен в
Верховный военный суд в Лейпциге, но грянула первая мировая война и ему так
никогда и не пришлось занять этот пост. Его бескомпромиссная позиция,
безоговорочно осуждавшая военные преступления Германии, навлекла на него травлю
и всяческие нападки. Зато он мог на закате дней с чувством глубокого морального
удовлетворения сказать, что ни разу в жизни не вынес смертный приговор.
Швабинг
Перед нами открылся мир новых впечатлений, когда в 1910 году мы переехали в
приобретенную родителями маленькую виллу у Бидерштайнерского парка. Жизнь в
наемных квартирах миновала. Стали редкостью обязательные семейные прогулки по
субботам и воскресеньям. Кончился постоянный надзор над нами отца, дяди, тети,
гувернантки или няни.
Теперь мы гоняли, где только вздумается: в сонном, заглохшем парке Бидерштайнер
с его маленьким озером, заросшим камышом, и в Айсбахе, а оттуда забирались
наверх, к "Аумайстеру", через проломы в стене или в ограде, окружавшей сад
замка, где жил один из "спятивших" герцогов.
Швабинг представлял собой особый мир. Хотя он еще не стал в той мере, как
сейчас, местом промысла для заведений, обслуживающих иностранных туристов, от
Швабинга уже тогда, в наше время, отдавало немного "haut-gout"{12}; от него
веяло разнузданностью страстей, богемой, своеобразием артистического быта и
любовных отношений (а это было самое главное!).
"Непутевые люди", - говорил о них не без легкой злости обыватель-мюнхенец,
разумея под этим все, что нельзя было втиснуть без околичностей в рамки
бюргерского уклада, будь то уклад жизни трудолюбивого ремесленника, обеспеченная
жизнь рантье (каковым он стал: с помощью ловких спекуляций по продаже и купле
домов, а теперь и малость взвинтил квартирную плату), будь то, наконец, мир
"выш |