сью едут вдоль Невы, сопровождаемые гвардейскими
казаками, ярко красные мундиры которых сверкают на солнце.
Несколько дней тому назад, когда я устанавливал с Сазоновым последние
подробности
визита президента, он сказал мне, смеясь:
- Гвардейские казаки назначены для сопровождения президента. Вы увидите,
какое они
представят красивое зрелище. Это великолепные и страшные молодцы. Кроме того,
они одеты в
красное. А я думаю, что г. Вивиани не относится с ненавистью к этому цвету.
Я ответил:
- Нет, он его не ненавидит, но его глаз артиста наслаждается им вполне лишь
тогда,
когда он соединен с белым и с синим.
В своих красных мундирах эти казаки, бородатые и косматые, действительно
наводят
ужас. Когда наши экипажи исчезают вместе с ними под главными воротами крепости,
какой-нибудь иронический наблюдатель, любитель исторических антитез мог бы
спросить себя,
не в государственную ли тюрьму провожают они этих двух доказанных, патентованных
"революционеров" - Пуанкаре и Вивиани, не считая меня, их сообщника. Никогда еще
моральная противоположность, молчаливая двусмысленность, которые лежат в глубине
франко-русского союза, не являлись мне с такой силой.
В три часа президент принимает делегатов французских колоний Петербурга и
всей
России. Они приехали из Москвы, из Харькова, из Одессы, из Киева, из Ростова, из
Тифлиса.
Представляя их Пуанкаре, я могу сказать ему с полной искренностью:
- Их готовность явиться вас приветствовать нисколько меня не удивила, так
как я
каждый день вижу, с каким усердием и любовью французские колонии в России хранят
культ
далекой родины. Ни в одной из провинций нашей старой Франции, господин
президент, вы не
найдете лучших французов, чем те, которые находятся здесь, перед вами.
В четыре часа шествие снова выстраивается, чтобы сопровождать президента в
Зимний
дворец, где должно состояться дипломатическое собрание.
На всем пути нас встречают восторженными приветствия |