ополя легионы отказались выступать на стороне императора, посчитав
нецелесообразным вмешиваться в спор между императором и народом, сомнений не
оставалось: Юстиниан как император доживает последние дни...
К этому и шло... Василевс, напуганный происходящим, приказал сенаторам оставить,
если есть такая возможность, дворец и сам готовился к побегу. В заливе находился
вызванный им флот, состоящий из нескольких драмонов, на которые грузилась казна,
крайне необходимая в изгнании, а также все, что можно было вывезти из
Августиона. Пока грузились суда, в зале заседаний проходил последний, как его
нарекли перепуганные придворные, императорский совет. Обсуждали - куда должен
направиться император, на какое войско можно будет ему опереться, чтобы
возвратиться с ним в Августион и снова стать властелином империи. Надежда не
умирала, однако не много было уверенности в голосе советников, что это
произойдет. И в тот самый момент, когда они должны были подняться и пойти каждый
своей дорогой, открылись двери и на пороге зала заседаний появилась василиса
Феодора. Ее прекрасное, божественное лицо было необычайно бледным, суровым. А
глаза пылали огнем.
- Вы не мужи, - сказала она Божественному и тем, кто около него стоял. - Неужели
забыли: кто убоится презренного раба, тот хуже раба, кто легко уступает порфиру,
тот недостоин порфиры.
- Феодора!
- Может быть, говорю неправду?.. Была бы моя воля и власть, я не только
остановила, я бы раздавила бунтовщиков! Подумайте, кто грозит вам, перед кем
дрогнули ваши сердца! Это же чернь!
Юстиниан не выдержал ее гневного взгляда и того презрения, которое пылало в
огромных, потемневших от гнева глазах, и потупил взор. Не смели взглянуть на
василису полководцы Велисарий и Мунд, сенаторы. Похоже, она не просто пристыдила
их, совершенно обезоружила своим неожиданным появлением, но больше всего тем,
что сказала и как сказала.
- Хотите - беритесь за ум и оставайтесь, хотите - бегите! - добавила |