Книга "Homo ludens", Хейзинга Йохан

Краткое описание/вступление:

века. Каждый из поэтов в
свою очередь сравнивал мир с подмостками, где всякому приходится играть свою
роль. В этом, казалось бы, заключается повсеместное признание игрового
характера
культурной жизни. Тем не менее, если как следует вникнуть в это расхожее
сравнение жизни с театральной игрою, нетрудно заметить, что оно, восходя к
платоновским представлениям2*, как кажется, обращено почти исключительно к
области нравственного. Все это было одной из вариаций на старую тему vanitas3*,
тяжким вздохом о бренности всего земного, не более. Действительное переплетение
игры и культуры было здесь не осознано и не выражено. На сей раз мы хотели бы
показать, что истинная, чистая игра сама по себе выступает как основа и фактор
культуры.
В нашем сознании игра противостоит серьезности. Пока что это противопоставление
остается столь же невыраженным, как и само понятие игры. Но если вглядеться
чуть
пристальней, то в противопоставлении игры и серьезности мы не увидим
законченности и постоянства. Мы можем сказать: игра -- это несерьезность. Но
помимо того что такое суждение ничего не говорит о положительных свойствах
игры,
оно вообще весьма шатко. Стоит нам вместо "игра -- это несерьезность" сказать
"игра -- это несерьезно", как наше противопоставление лишается смысла, ибо игра
может быть чрезвычайно серьезной. Более того, мы тут же наталкиваемся на
множество фундаментальных жизненных категорий, которые также подпадают под
определение несерьезного и все же никак не соотносятся с понятием игры. Смех
определенно противопоставляют серьезности, но с игрой он никоим образом прямо
не
связан. Дети, футболисты, шахматисты играют с глубочайшей серьезностью, без
малейшей склонности к смеху. Примечательно, что как раз чисто физиологическая
способность смеяться присуща исключительно человеку, тогда как наделенная
смыслом функция игры является у него общей с животными. Аристотелево animal
ridens [животное смеющееся] характеризует человека, в противоположность
животному, п