. Я несколько раз взмахнула рукой, и сначала он
будто не заметил этого жеста, а потом вдруг поднял руку вверх, как семафор,
и тут же опустил.
Вернулся Каманте в мой дом утром в воскресенье, на Пасху, и передал мне
письмо от больничных врачей: ему гораздо лучше, и они надеются, что вылечили
его окончательно. Наверное, Каманте знал, о чем мне писали, потому что не
спускал с меня глаз, пока я дочитывала письмо, но рассказывать мне о лечении
не захотел, словно думал о вещах, неизмеримо более важных. Каманте всегда
держался с большим достоинством, сдержанно и строго, но на этот раз не мог
до конца скрыть свое торжество. Все туземцы обожают драматические эффекты.
Каманте тща
тельно забинтовал ногу старыми бинтами, явно готовя мне сюрприз. Было
ясно, что он не только намерен показать мне, как ему повезло, но еще и
совершенно бескорыстно хочет порадовать меня. Видно, он запомнил, как я
огорчилась, когда мое лечение ему не помогло, и, конечно, я понимала, что
врачи миссии совершили настоящее чудо. Медленно, очень медленно он стал
разматывать бинты от колена до пятки, и под ним на обеих ногах открылась
чистая, здоровая кожа, на которой были едва заметны небольшие бледно-серые
шрамики.
И когда Каманте, сохранивший свойственное ему достоинство, окончательно
убедился, что я поражена и очень довольна, он решил удивить меня еще больше
и сказал, что он, кроме того, стал христианином. -- "Я -- такой как ты", --
добавил он, И еще сказал, что, пожалуй, я могу дать ему рупию, ибо Христос
воскрес в этот день.
Его мать давно овдовела и жила далеко от фермы. Она потом говорила мне,
что в тот день мальчик нарушил свое обычное молчание и откровенно, со всеми
подробностями рассказал ей, какую странную жизнь он вел в монастырской
больнице. Но, повидавшись с матерью, он сразу отправился в мой дом, словно
считал, что отныне его место около меня. Он прослужил у меня с тех пор до
самого моего |