не слыхивал. - Никогда. Особенно здесь. И вообще. Не они, так другие.
Не Маркс с Лениным, так еще какая-нибудь гадость.
- Какая?!
- Откуда мне знать?! Какая-нибудь... Все время какая-нибудь гадость. То
война, то
целина, то Афган... Только когда женщину держишь за руку, а она так смотрит на
тебя, как
будто ты единственный мужчина на свете, - только тогда это все отступает. Только
тогда...
- Ты все выдумываешь, Дан, - Андрей покачал головой. - У тебя так не
получается,
как ты говоришь. Тонечка, например...
- Ну, что - Тонечка, - Данька нахмурился. - Конечно, не получается. Я же
человек...
Я привязываюсь ужасно. Мне всегда кажется, что настоящая моя женщина - это та,
что сейчас
со мной... Может, они поэтому так и...
- Ты романтик.
- Или подонок?
- И то, и другое, - Андрей покачал головой. - Удивительный ты, все-таки,
человек...
- Это ты - удивительный человек. Ты правда жениться надумал?
Андрей, помедлив, кивнул.
- Вот. Это и есть настоящая смелость. Или дурость.
- Нет. Это не дурость...
- Это любовь. Я знаю. Ты надеешься это на всю жизнь растянуть?
- Я знаю, что так будет.
- Я же говорю, - ты смельчак. Я бы никогда на такое не решился. Но я очень
хотел бы,
чтобы ты оказался прав. И Танька чтобы была счастливой. А если не сумеешь, -
тогда я
появлюсь. Или другой такой же. Понял?
- Понял.
- Это хорошо. Я хотел с тобой сам поговорить, но, видишь - ты первый начал.
Так что
держись, Дюхон... Я тебя люблю. И Таньку твою тоже люблю, тем более, что она
почти
снегурочка, - и, довольный своей шуткой, Данька заржал, как конь. - Денег тебе
занять?
- Не надо. Спасибо.
- Да, "спасибо"... Так уж прямо и не надо.
- Я сам.
- Что ты сам?! Чего ты плетешь-то - сам?! Или попадешь на карандаш, или...
Возьми,
Дюхон. Тебе нужно, особенно сейчас...
- А тебе?
- Я себе еще нафарцую. Деньги - говно, Дюхон. Их много нужно иметь, чтобы
раздава |