но позеленевшими лицами, но Лиз и
оба ее спутника не испытывали никаких неудобств. Тем не менее после нескольких
часов вынужденного сдерживания своего
языка, чтобы не высказывать свои мысли в такой форме, какую не всякая женщина и,
конечно, ни одна новобрачная не могли
себе позволить, и после неукоснительного соблюдения правил этикета, вбитых в нее
у мисс Браун, Лиз испытала облегчение,
когда трапеза подошла к концу. Когда герцог поднялся, чтобы сопровождать ее в
каюту, граф заговорил.
- Я в восхищении от встречи с вами, Элизабет. - Хейтон встал и снова взял
руку Лиз, на этот раз целуя ее на
прощание. - Осмелюсь ли я надеяться, что вы будете считать меня другом?
Почувствовав мгновенный холод, вызванный в ее муже этим предложением, Лиз
знала, что ее ответом должна быть
прохладная улыбка. Но после столь долгих упражнений в прилежной сдержанности она
не смогла подавить озорное желание
дернуть пантеру за хвост.
- Если мы будем друзьями, Лоренс, пожалуйста, зовите меня Лиззи. Так
делают все мои друзья.
- Ваши американские друзья, - поспешно вмешался Грэй, сдерживая сильное
желание немедленно покарать свою
вольную жену. Здесь, в стремлении произвести совершенно варварскую публичную
сцену, было доказательство опасности,
которую она может представлять для его положения в цивилизованном обществе и для
давно установившегося
эмоционального равновесия. Продев ее руку под локоть, он с покровительственной
улыбкой спокойно указал ей на
ошибочное рассуждение: - Лиззи - едва ли подходящее прозвище для герцогини
Эшли.
Лиз поняла, что двумя импульсивными предложениями она перечеркнула все
усилия нескольких часов соблюдения
натянутого этикета. Да и ладно, в любом случае сомнительно, чтобы ее
старательная демонстрация произвела впечатление на
ее бесчувственного мужа.
Хейтон отступил, чтобы пропустить их, но, когда они проходили мимо, он
заговорщически подмигнул Лиз. Это второе
подмигивани |