, на этот раз отказался. Едва за
ними закрылась дверь кабинета, оживление исчезло с его лица.
- Почему ты закрыл дело на Митинском холодильнике? - спросил он, когда
вышли на
Страстной бульвар и расположились на скамейке в тени молодой листвы тополей.
- За отсутствием состава преступления, - удивленно ответил Герман,
недоумевая,
откуда об этом мелком деле знает Демин. - Они списали десять тонн мяса.
Испортился
компрессор, вовремя не заметили. Статьи тут нет, это административная
ответственность.
- Кто знал, что ты вынес постановление о прекращении дела?
- Как кто? Начальство.
- И все? Вспомни, это важно.
Герман вспомнил: в тот день сломалась электрическая "Оптима", полетел
ремень.
Пришлось идти в соседний кабинет, там он и напечатал постановление.
- Кто был в кабинете?
- Ну, кто? Свои. А что?
- Да то. Кто-то из своих под тебя попытался взять. Объявил десять тысяч.
Обвиняемый
написал заявление в прокуратуру. Назначена проверка, занимается инспекция по
личному
составу.
- Откуда вы знаете? - спросил Герман.
- Ко мне приходили. Я же тебя в органы рекомендовал. Расспрашивали о тебе.
Откуда у
тебя машина и все такое. Подставили тебя, парень. Кто - не знаю, но что
подставили - факт.
- Перебьются, - отмахнулся Герман. - Я в этом деле чистый.
- В этом - да, - согласился Демин. - Но кто знает, как сложится в другой
раз. Вот что
я тебе, Герман, скажу: уходить тебе надо из ментуры. Не вписываешься ты в
систему.
- Потому что не беру?
- И поэтому тоже. Не светит тебе ничего. Майора, может, когда-нибудь и
получишь. А
на большее не рассчитывай. Это правда, что у тебя отец сидел?
- Вспомнили! Этим делам в обед сто лет. Сидел. По пятьдесят восьмой, после
войны. По
делу министра авиапрома Шахурина и главкома ВВС Новикова. Их обвиняли во
вредительстве.
В пятьдесят третьем отца выпустили, в пятьдесят шестом реабилитировали.
- Для кадров важно не то, что реабилитир |