Она разрыдалась.
Он заключил ее в объятия и прижал к себе.
- И я тоже.
- В самом деле?
- Я тебя не уговаривал, потому что знал, что ты меня боишься.
- Это не важно! Три раза, если бы не ты... Моя жизнь принадлежит тебе. -
Она
посмотрела ему в глаза.
- Ведь я даже не человек...
- Не говори глупости, в тебе больше человеческого, чем во всем этом
чистокровном быдле, которое четыре года лапало меня днем и ночью!
- Ну хорошо, а что, если меня узнают? Ты подумала, что будет с тобой? Закон
о
чистоте рода, кажется, еще соблюдается.
- Не всегда. В конце концов, ты сам-то хочешь, что бы я была с тобой?
- Да.
- Так вот, слушай. Тебе нужно просто быть осторожнее. Когти я тебе сейчас
подрежу, и будет заметна лишь их не совсем обычная форма, но такие ногти бывают
и у
обычных людей. На всякий случай при посторонних чуть сжимай кулаки, если станут
рассматривать твои руки. Избегай смотреть им в глаза, но в меру, и помни, что
когда ты
злишься, то зрачки у тебя становятся почти вертикальными. И наконец, когда
будешь
ходить, старайся производить хоть немного шума. Даже меня иногда доводят до
бешенства твои неслышные шаги.
- Все?
- Нет.
- Что еще?
- Я твоя женщина или просто самка?
- Женщина - это нечто большее? - проявил догадливость Ксин.
- Конечно, и тебе это будет кое-чего стоить.
Он удивленно посмотрел на нее.
- А что ты думал? Купишь мне, наконец, приличное платье? Я всегда мечтала о
таком длинном, голубом с изумрудным узором...
Он фыркнул со смеху и тотчас же подавился куском копченого мяса. Она
стукнула
его по спине. Он глубоко вздохнул.
- Будет, как ты пожелаешь. - Он утер выступившие слезы.
- Спасибо, а теперь давай лапы! - Она достала ножницы.
Два часа спустя в предместьях Катимы они зашли на первый попавшийся
постоялый
двор и сняли там комнату. Впрочем, долго они в ней не задержались, поскольку,
едва
Ксин успел с |