го же
унылого мрамора. Скамеечка вырастала прямо из пола. Словно аппендикс необъятного
чудовища. Холодная и неуютная.
Впрочем, я не слишком долго изучал окрестности.
Минута-другая - и возникла Музыка. Из неоткуда, из плотного, пружинящего
воздуха. Сперва я даже не понял, что случилось - но вздрогнуло пустое
пространство, поплыли мраморные стены, и тягучая, грустная мелодия заполнила
все. Низкая, на пределе слышимости, она тем не менее заглушила все прочие звуки
- и размеренный стук метронома, и дыхание людей в ультрамарине, и бешеные скачки
моего собственного сердца. Сразу потеряли значение и страхи, и надежды, и
назойливая пляска мыслей, и перечеркнутое прошлое, и зависшее в воздухе будущее.
Невыразимо печальная музыка утешала неведомое горе, растворяла бесполезные
теперь радости, подводила итог и звала, звала в дымную, клубящуюся пустоту.
Краем глаза я видел, как вытянулись семеро за столом - точно готовые
прозвенеть гитарные струны, как замерли ультрамариновые, жадно впитывая льющуюся
на нас Силу. Иначе и не скажешь - разве объяснить такое хитрыми законами
акустики?
Сколько прошло времени, я так и не понял. Может, минута, может, час. А потом
все схлынуло - так же внезапно, как и началось. Неслышно выдохнуло пространство,
превращаясь в обычную, пронизанную холодным воздухом трехмерность. Обмякли и
расслабились фигуры вдоль стен, вновь послышался скучный стук метронома...
- Высокая Струна сказала свое слово! - послышался негромкий, чуточку усталый
голос.
Один из тех, семерых, называвшихся Трибуналом.
- Мы вправе начать слушания по делу Константина Демидова, бывшего учителя,
вступившего на Темную Дорогу. Проведены ли должные изыскания по сим
обстоятельствам? - немного обождав, вопросил говоривший. И вновь я глядел на
них, семерых, но так и не мог понять, чей же голос я слышу.
- Проведены, Хранитель, и результаты их приобщены к делу.
Миг - и на черном бархате стола возникла пухлая зе |