удар, и я почувствовал,
что не все еще потеряно.
В субботу 9 марта, почти через две недели после этого разговора, я сидел в
приемной Риковера в ожидании беседы, в результате которой, как мне казалось,
адмирал
сможет составить окончательное мнение о полной моей непригодности. Однако
адмирал,
отношение которого ко мне коренным образом изменилось, с таким пониманием
выслушал мой рассказ о годах службы после выпуска из военно-морского училища,
что я
снова почувствовал себя полностью теряющим душевное равновесие.
- Дикси, - вдруг позвал он секретаршу, - зайдите сюда.
В дверях появилась одетая в серый костюм симпатичная секретарша.
- Засеките время, - сказал ей адмирал.
- Сейчас десять минут первого, адмирал, - ответила она.
- Стил, - начал адмирал угрожающим тоном, - я пойду на риск и поставлю на
вас, но сначала я хочу проверить вашу способность быстро обделывать дела. Я
хочу,
чтобы вы сами освободились от занимаемой вами должности, и я хочу видеть вас
здесь за
работой в понедельник в восемь утра. Я же буду сидеть здесь не сходя с места, и
мы
посмотрим, сколько пройдет времени, прежде чем зазвонит телефон и капитан 1
ранга
Маккейн скажет мне свое "добро".
У меня защемило сердце: это была совершенно неслыханная ломка
установившегося бюрократического порядка мирного времени. Я не имел ни малейшего
представления о том, где в данный момент находится Маккейн, и попытался
объяснить
адмиралу нереальность поставленной передо мной задачи, но он не захотел и
слушать.
Тогда я выбежал из кабинета и бросился к ближайшему телфону. У меня не было
никаких
сомнений в отношении того, как Маккейн отнесется к моему немедленному уходу из
отдела. Мы ведь только начали разработку основного проекта для начальника
морских
операций, и потребуется немало времени, чтобы ввести в курс дела
новичка,
принятого на мое место.
- Риковеру вы потребуетесь не раньше, чем через шесть месяцев, об этом |