Книги в электронном виде

Лесков Николай Семенович / Русский драматический театр в петербурге

Лесков Николай Семенович / Литератор-красавец

Лесков Николай Семенович / Большие брани

Лесков Николай Семенович / Русские общественные заметки

вопрос в другой стране, того мы не знаем, но у нас решение ему исстари готово. - Правительство, мол, должно нас освободить от кокоток; распоряжение-де сделать и запретить и "этцетера, а нам спать пора". Поспешай, благодетельное начальство! Вот уже истинно не мимо сказано, что "мы рады вмешать правительство даже в ссоры с нашими собственными женами". Сколько тут может правительство? Мы это уже видели. Кроме одной путаницы, суматохи и ближайшего сознания полнейшей непригодности всех мер ничего нельзя предсказать. И потом: за что, за какие грехи вмешать в это дело правительство? Оно кокоток не заводило, - их завело общество; оно одно властно само с ними и разделаться. С правительства же

Лесков Николай Семенович / Соборяне

вычною человека способом и затем опять расстались. Дверь теперь оставалась отворенною: объяснилось, зачем старик непременно хотел ее припереть. Отцу протопопу не спалось, и он чувствовал, что ему не удастся уснуть: прошел час, а он еще все ходил по комнате в своем белом пикейном шлафоре и пунцовом фуляре под шеей. В старике как бы совершалась некая борьба. При всем внешнем достоинстве его манер и движений он ходил шагами неровными, то несколько учащая их, как бы хотел куда-то броситься, то замедляя их и, наконец, вовсе останавливаясь и задумываясь. Это хождение продолжалось еще с добрый час, прежде чем отец Савелий подошел к небольшому красному шкафику, утвержденному на высоком комоде с вытянутою доской. Из этого шкафа он достал Евгениевский "Ка

Лесков Николай Семенович / Захудалый род

то в кавалерии соответственнее, он под лошадь попал, только, слава богу, под смирную: она так над ним всю ночь не двинулась и простояла; тогда его от этой опасности в огуменные старосты назначили, но тут он сделал княгине страшные убытки: весь скирдник, на многие тысячи хлеба, трубкой сжег. И после этого как проспался да все это понял, что наделал, так пошел с горя в казенное село, на ярмарку, да там совсем и замутился: отлепил от иконы свечку в церкви и начал при всех за обеднею трубку закуривать. Его мужики начали выводить, да и помяли. Привез его к нам на телеге один тоже чудак дворянин, Дон-Кихот Рогожонич звался, только, покойник, уже плох был и вздохнуть не мог. Княгиня ему послали бутылку нашатырного спирту, чтоб он хорошенько вытерся, а вдру

Лесков Николай Семенович / Чёртовы куклы

домой, Марчелла. Пойдём, я провожу тебя. - Благодарю, - отвечала Марчелла и пошла с ним рядом, но, пройдя недалеко по каменистой дороге, остановилась и сказала: - Меня покидают силы. - Отдохнём. Они сели. До них долетали звуки пьяных песен. - Как они противно поют! - уронила Марчелла. - Да, - отвечал Мак. - Он пропадёт? - Не знаю, да и ты не можешь этого знать. - Моё сердце это знает. - Твоё сердце и здесь его не спасало. - Ах да, добрый Мак, не спасало. - Что же будем делать? - Жалей его вместе со мною! И она братски поцеловала Мака. А там все ещё пели. Такого взрыва восторженных чувств друзья не видали давно, и, что всего лучше, их пированье, начатое с аффектацией и

Лесков Николай Семенович / Леди макбет мценского уезда

ки. Сергей ничего ей не ответил. Губы Сергея дрожали, и самого его била лихорадка. У Катерины Львовны только уста были холодны. Через два дня у Сергея на руках явились большие мозоли от лома и тяжелого заступа; зато уж Зиновий Борисыч в своем погребке был так хорошо прибран, что без помощи его вдовы или ее любовника не отыскать бы его никому до общего воскресения. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Сергей ходил, замотав горло пунсовым платком, и жаловался, что у него что-то завалило горло. Между тем, прежде чем у Сергея зажили метины, положенные зубами Зиновия Борисыча, мужа Катерины Львовны хватились. Сам Сергей еще чаще прочих начал про него поговаривать. Присядет вечерком с молодцами на лавку около калитки и заведет: "Чтой-то, однак

Лесков Николай Семенович / Старые годы в селе плодомасове

юди - и те, чьи свидетельства могли иметь вес и значение, и те, чьи показания не могли иметь ни значения, ни веса. - Участь, вас ожидающая теперь, печальна, но неизбежна, - сказал губернатор растерявшемуся Плодомасову. В коридоре за дверью звякнули неосторожно опущенные кем-то из рук кандалы. Плодомасов закрыл лицо руками, зарыдал и, упав на колени, просил одной милости - проститься с женою. Он видел, что его никто не жалеет, никто не любит, и сердце влекло его к этому полуребенку, долю которого он так жестоко разбил и исковеркал, посмеявшись над ее чувствами и ее свободой. Ему показалось, что она, и одна она, простит его, и он не ошибся. Ее одно имя пришло ему на память, когда позвякивающие за дверью цепи заставляли просить и

Лесков Николай Семенович / Детские годы

у или светскому критику. Вот свет! вот его первое наитие, неизвестно откуда забравшееся в нашу телегу, и тут же рядом несостоятельность его законов перед шепотом жгучих сил доброй молодости. - Да, - заговорили мы, - мы все согласны, Волосатин скотинка: он очень форсит, обидел нас, но все-таки он наш товарищ, и мы дурно сделаем, если пренебрежем его приглашением. Он один виноват; а мы, если не пойдем, - мы покажем, что и мы сами невежи и не знаем, как должно, светских приличий. Приняв приглашение, надо идти. - Мы оскорбим его отца, который нас звал и который, может быть, очень заслуженный человек. - Какой черт "заслуженный"! просто какой-нибудь приказный. - Но мы теперь и сами пр... То есть мы все теперь статские, - отвечали мы

Лесков Николай Семенович / На краю света

его на двор овчий пустит. - Ну, - говорю, - хорошо; в катехизаторы ты, брат Кириак, совсем не годишься, а в крестители ты, хоть и еретичествуешь немножко, однако пригоден, и как себе хочешь, а я тебе снаряжу крестить. Но Кириак ужасно взволновался и расстроился. - Помилуй, - говорит, - владыко: к чему тебе меня нудить? Да запретит тебе Христос это сделать! И ничего из этого не последует, ничего, ничего и ничего! - Отчего же это так? - Так; потому что сия дверь для нас затворена. - Кто же ее затворил? - А тот, который имеет ключ Давидов: "Отверзаяй и никтоже отворит, затворяяй и никтоже отверзет". Или ты Апокалипсис позабыл? - Кириак, - говорю, - многия книги безумным тя творят. - Нет, владыко, я не безумен,

Лесков Николай Семенович / Русское тайнобрачие

вой нюх на это есть. Дела по делам будто ничего, а своим верхним чутьем поведешь - и другое слышишь. Так и тут: бумажонки тощие, и людцы маленькие, и что-то не порядком отдает, да опять, самое главное, и дворник не ручается. Подумал я, подумал: есть что-то сомнительное, а они еще и заплатить-то как следует не могут, и отказал. Свернул бумажки в его же конверт, подлепил клейком и отдал сторожу. - Как придет, - говорю, - этот господин, - скажи ему, что, мол, батюшка уехали, и бумаги отдай. А вперед, мол, просили не приходить. Так и сделалось, тот его отправил и еще в полезном разговоре узнал, что и авантаж от него мы потеряли самый незначительный: тридцатью рублями всего хотел осчастливить. Я рукою на это махнул и позабыл. Но господин этот, жени