Книги в электронном виде

Радзинский Эдвард / [Загадки истории 06.] Любовные сумазбродства джакомо казановы

Радзинский Эдвард / [Загадки истории 07.] Несколько встреч с покойным господином моц

так и не взял его на службу. Мальчик написал мне грустное послание. (Он показал мне его. Оно очень любопытно. Вот что пишет молодой Моцарт: "Ни одному монарху в мире я не служил бы с большей охотой, чем нашему императору, но я не собираюсь выклянчивать службу! Я верю, что окажу честь любому двору своей музыкой. И ежели Германия, любимое мое отечество, не хочет принять меня, придется с именем Божьим сделать Англию или Францию богаче на одного искусного немца!.. ...Вы не можете поверить, дражайший из отцов, сколько трудов затрачивает барон ван Свитен и другие важные господа, пытаясь удержать меня здесь". Что ж, сие правда!) ЛЕОПОЛЬД. Я счастлив был прочесть ваше имя, дорогой барон. (Но в глазах старика был вопрос почему?! Почему император до сих пор не возьме

Радзинский Эдвард / [Загадки истории 08.] Прогулки с палачом

о шпионов, и письма граждан вскрывались. Так что я почел за лучшее отнести эти послания в Комитет Общественного Спасения. Но один молодой человек пришел в мой дом и умолял принести ему одежду короля. Он надеялся в толпе поменяться с ним местами. Я назвал его безумцем и выгнал. Пришлось сообщить в Комитет и о нем. Надеюсь, я не навредил этому юноше - я ведь не знал его имени... Печальное совпадение: 20 января - годовщина моей свадьбы, и в этот же день я должен был обручить короля с гильотиной. Моя бедная жена убрала все приготовленные яства, и всю ночь мы провели в молитве. Все-таки король! Помазанник Божий! Я хорошо помнил его презрение, его отвращение ко мне - тогда, в Версале. Он даже не глядел на меня! Теперь ему предстояло в последний час быть рядом со мной.

Радзинский Эдвард / [Загадки истории 09.] Игры писателей Неизданный Бомарше

да в роскошном отеле рядом с Тюильри. Ваши окна выходили как раз на площадь, где когда-то стояла гильотина. И, слоняясь около гостиницы в надежде с вами столкнуться, я вспоминал, как в дни революции ходил сюда смотреть казни. Помню, как король стоял на эшафоте... толстый, с выпадающим из-под белой рубашки животом... такой домашний... этакий добрый буржуа, который укладывается спать. И они уложили его отдохнуть на доску - шлюху-доску, на которой лежало, содрогаясь, столько тел. И нож гильотины прыгнул на его шею... А народ, еще вчера молившийся за болвана-короля, обезумев от счастья, весело мочил платки в королевской крови. Какой удивительный воздух был на площади! Только там, дыша этим воздухом, я до конца понял, что такое революция. Это наша тайная жажда насилия, не наше

Радзинский Эдвард / [Загадки истории 11.] Лунин, или смерть жака

.. И тогда на балу я встретил тебя... ОНА Аве Мария... Аве, Мария... ЛУНИН. Мне было тридцать семь. Бал кончился. Мне было тридцать семь. Тридцать семь - это Рубикон в империи... Пройди благополучно тридцать семь, и все!.. Кто не помрет, кого не удавят, кто согласится окончательно жить подлецом - дальше покатится потихонечку, ладненько к смерти. (Смеется.) В тридцать семь завершается человек: вырастил до предела свою здоровую мощную плоть и верит, что - навечно. А жир все равно на бойню пойдет, на корм червям и листьям. Ох, как гонит он мысль эту. И вот в тридцать семь я жил в твоей Польше, готовясь вступить на последнюю прямую дорогу к смерти... Я жил, как должен жить тридцатисемилетний холостой богатый гусар... Я много любил, и меня много любили... Любовью называл

Радзинский Эдвард / [Загадки истории 12.] На руси от ума одно горе

лы - и замаячила Сибирь, встреча с грязью и рабством, желанная, конечно, для религиозного страдальца, но отвратительная для денди... И он бросил писать. "Апология" обрывается, "и ничто не указывает на то, что она когда-нибудь была продолжена", - справедливо отметил первый издатель рукописи. Размышляя об "Апологии", о вечной чаадаевской игре в прикрытие, начинаешь думать: а может, все последующие за первым "Философическим письмом" другие, благонамеренные, свидетельствовавшие якобы о перемене взглядов, были тоже всего лишь издевательским прикрытием первого письма? И одновременно - демонстрацией постоянного нашего страха и рабства... "Наше рабство" - вот что всегда мучило этого человека. Когда ему пришлось "страха ради иудейска" написать строчки, в которых он решит

Радзинский Эдвард / [Загадки истории 13.] Последняя ночь последнего царя

ас седьмой час - комната кажется такой большой и пустой после того, как убрали елочку". НИКОЛАЙ. Да, да, это закончился 1914 год. Я помню: бледное зимнее солнце - отблески на ослепительно белом снегу... Вереница экипажей, авто у Большого дворца... АЛЕКСАНДРА. Читай же нашу пьесу, милый. НИКОЛАЙ. "Я так счастлив был, проведя эти три дня дома, - может быть, ты это видела. Но я глуп и никогда не говорю то, что чувствую. Как это досадно - всегда быть так занятым и не иметь возможности посидеть вместе и побеседовать. После обеда я не могу сидеть дома - меня тянет на свежий воздух, и так проходят все свободные часы... Старой парочке так редко удается побыть вместе". АЛЕКСАНДРА. "Ты опять нас покидаешь. Мы почти не видели друг друга - я лежала. Многое я не успела тебя

Радзинский Эдвард / [Загадки истории 14.] О любви к математике

Вудхауз Пэлем Гринвел / Джим с пиккадилли

... ну, влажный. "Вязкий" - термин технический, сэр. Когда дорожка вязкая, игрокам, отбивающим мяч, приходится быть осторожней, потому что другие игроки, просчитавшись, могут ударить слишком сильно. - Вот она в чем штука, да? - Да, сэр. - Спасибо за разъяснение. - Не за что, сэр. Крокер ткнул пальцем в газету. - А это финальный счет игры, которую мы вчера видели. Если вы что-то разобрали в ней, объясните, пожалуйста. В указанном абзаце шли вперемешку фамилии и цифры. Бейлисс сосредоточенно изучил их. - А что, сэр, для вас непонятно? Крокер шумно выдохнул через нос. - Например, что означает "67" против фамилии Хейвард? - Хейвард сделал 67 пробежек, сэр. - О?! За одну игру? - Да, сэр. - Даже Бейкер так не м

Щербакова Галина / Женщины в игре без правил

жит в них кровь, а всего-то ничего - звонок. Весь тот день Мария Петровна вела жесткое дознание себя и тайное - Алки. И как тут ни крути ни верти, вывод был один: время Марии Петровны кончилось. Наступило время Алки. Вечером у Марии Петровны случилась рвота, утром она не могла встать от головокружения, у нее подскочило давление, а потом резко упало, пришедшее в разлад тело не подчинялось железной воле хозяйки. Все очень удивлялись такому слому, но сочувствовали гораздо меньше: Мария Петровна любила погнобить слабосильных товарок с бюллетенями в карманах. Из болезни Мария Петровна, конечно, вышла, куда денешься, но это была уже третья женщина, если считать от той, что читала "Литературку", а на нее возьми и выйди голая внучка. Иногда у старых сказочных

Белов Юрий / Четвертый вектор триады

го мозг, и Сан прилагал огромные усилия, чтобы не подчиниться властному приказу, не повернуться спиной к этому ментальному ветру и не побежать назад. А ветер шептал, что стоит только остановиться, и тяжесть в ногах исчезнет, боль утихнет, и жажда перестанет обдирать горло сухой корявой рукой. Сан упорно продвигался вперед, направляясь так, чтобы напряженность ментального поля все время возрастала. Вдруг в затуманенном болью сознании зазвучал детский голос из далекого прошлого. Сан с трудом разобрал слова. "Теплее, теплее, - говорила маленькая девочка. - Теплее, уже совсем тепло!" Радость в детском голосе воскресила щемящее предчувствие находки. Вот уже его руки нащупывают крышку ивовой корзины, вот они проскальзывают в пыльную глубину, в кучу старого хлама... И

Юдин Т. И. / ПСИХОПАТИЧЕСКИЕ КОНСТИТУЦИИ (html)