ектора.
- Ну, не совсем так, мистер Уайт. Уж не знаю, кто ввел вас в
заблуждение, будто я один работаю, так что из чувства
справедливости...
- Спокойно, сэр, спокойно. Посыльные регулярно ходили от нас к вам и
обратно, так что мне известно истинное
положение дел. Очень благородно с вашей стороны, что вы вступаетесь за этих
пьянчуг и лодырей, но мне хотелось бы
знать правду. Раз уж вы скромничаете, придется расспросить Сэма Хокенса.
Мы направились к палатке. Уайт, усевшись перед ней на траву, жестом
предложил нам сделать то же самое, и
принялся расспрашивать Сэма Хокенса, Стоуна и Паркера, которые без обиняков
выложили ему всю правду. Все мои
попытки вступиться за товарищей Уайт моментально пресекал, советуя не тратить
напрасно слов.
Узнав все, что требовалось, Уайт попросил показать наши чертежи и мой
дневник наблюдений. Я мог бы не
выполнить его просьбу, но мне не хотелось обижать хорошего человека, к тому же я
чувствовал, что он расположен ко мне.
Уайт очень внимательно просмотрел материалы и поинтересовался, не я ли
автор чертежей. Я не стал отпираться,
так как действительно ни один из нашей веселой компании не сделал на них ни
одной черточки, не вписал ни одной буквы.
- Из дневника не понять, сколько работы выполнил каждый в отдельности.
Пожалуй, вы слишком далеко зашли в
своем достойном похвалы чувстве товарищества, - сказал Уайт.
Посмеиваясь, Сэм посоветовал:
- Загляните к нему в карман, мистер Уайт. Возможно, там найдется нечто
жестяное, такое, знаете, в чем бывают
сардины. Сардин, правда, давно нет, но зато есть кое-что бумажное. По-видимому,
личный дневник, если не ошибаюсь.
Там-то уж наверняка все описано иначе, нежели в официальном отчете, где он
пытается покрыть нерадивых товарищей.
Хокенс знал, что я веду записи для себя и держу их в жестянке из-под
сардин. Мне стало досадно, что он выдал
мою тайну. Уайт попросил |