Прыжком в стекло, в зеленый мир, где гигантский змей поднимается над
равниной, до краев заполненной человеческими черепами. Равнодушно глядят
на него воздушные звери, копошатся над черепами переплетенные тела с
выскобленными душами, размышляет о чем-то Занавес, и уродливые лики
умерших, словно в зеркале, отражаются в нем.
В полночь - глухо пробили за стеной древние часы, которых Богун
не помнил, о которых, конечно, ничего не знал, - в плеске дождя,
в шуме листвы прозвучал зов; вспыхнуло вдруг в небе; он поднялся -
все равно не спалось, ведь большую часть дня он провел в забытьи, -
подошел к окну и увидел, как стайка ангелов, отсвечивая в молочных
облаках, не спеша пересекла небосвод; он долго стоял, неотрывно
глядя на угасающий след, и эта слабая розовая полоса казалась ему
путеводной нитью.
Сознание возвратилось почти сразу: сквозь кровь на ресницах увидел он
красные огни удаляющегося грузовика. Элли, вполне невредимая и от натуги
шипящая, пыталась вытянуть его из перевернутого лимузина. Богун, с трудом
превозмогая боль, вывалился наружу. Он отделался ушибами - но водителю
уже не поможешь. Кощунственная мысль: им повезло, свидетелей не будет.
Парень за рулем сделал все как надо...
Богун тоже сделал все как надо. Позади громыхнул взрыв, по пустырю
разбежались оранжевые тени, и обернулись на свет, сверкнули окнами
далекие хуторские избы. В это время они уже поднимались на холм. Элли
все толковала о какой-то волшебной башне и упрекала Богуна за то, что он
оставил ее маму на растерзание эскулапам. Элли обвиняла его в том, что он
отнял у них волшебный Шар. Бедное дитя, начитавшееся счастливых сказок.
Но Шар, изредка накаляясь багровым, просвечивал сквозь платок, и в такие
моменты Богуну казалось, что все-таки самое разумное - постучаться в любую
дверь и, представившись двумя глупыми горожанами, неудачливыми любителями
подснежников, попроситься переночевать: - а кто еще? родная, конеч |