немедленно примет
меры. Пару раз, вернувшись после таких разборок, начальник действительно
изымал у Крота удостоверение, но всякий раз к концу квартала его приходилось
возвращать: Крот обладал редкой способностью лепить добротные уголовные дела
буквально из воздуха. Результаты работы отделения оценивались по количеству
"палочек" и "галочек", и на этих весах пять изготовленных Кротом мелочевок
ценились соответственно в пять раз выше одного раскрытого под руководством
Валентинова убийства.
Крот сманил из оперотряда еще нескольких ребят, уставших от руководящего
комсомольского влияния. Этим он страшно рассердил командира оперотряда Костю
Побелкина, в одночасье лишившегося наиболее активных работников. Побелкин то
и дело писал на Крота кляузы в партком и деканат, правда, упоминать при этом
Валентинова все же не рисковал. Он поднимал страшный шум из-за всяких
мелочей, вроде самодельного микрофона под столом секретаря Приемной комиссии
или поддатого члена парткома Университета, который по пути в милицию в
сопровождении Крота случайно ударился лицом о косяк двери (судя по лицу, не
меньше десяти раз). Секретарь парткома, однако, уже уладил с начальником
отделения эту историю к обоюдному согласию сторон и договариваться еще и с
Побелкиным не собирался. Поэтому Костя лишь время от времени безрезультатно
пытался поймать Крота на чем-нибудь абсолютно незаконном, а также строго
запретил пускать возмутителя спокойствия в штаб оперотряда.
Здесь, в штабе его легче всего было застать. Вот и сейчас Кулинич,
заглянув внутрь, увидел Крота, забивающим "козла" с окодовцами. Присев
рядом, опер взял фишки и завел разговор. Подведя к интересующей теме, он
попросил Крота сориентировать его в мире университетских спекулянтов.
Мира спекулянтов как такового в Университете не оказалось в силу того,
что, по словам Крота, спекулировали здесь все.
В 206-м отделении милиции, как и в других, имелась груп |