любой час дня и ночи их можно было застать на своих местах.
Отпадала одна часть Донбасса, за ней другая, потом третья, но с тем
большим напряжением трудились они на оставшихся частях. С предельным
напряжением они трудились на последней части Донбасса, потому что она была
последняя. Но до самого конца они поддерживали в людях это титаническое
напряжение сил, чтобы вынести все, что война возложила на плечи народа. И,
если уже ничего нельзя было выжать из энергии других людей, они вновь и
вновь выжимали ее из собственных душевных и физических сил, и никто не мог
бы сказать, где же предел этим силам, потому что им не было предела.
Наконец пришел момент, когда нужно было покинуть и эту часть Донбасса.
Тогда в течение нескольких дней они подняли на колеса еще тысячи станков,
еще десятки тысяч людей, еще сотни тысяч тонн ценностей. И вот наступила та
последняя минута, когда им самим уже нельзя было оставаться.
Они стояли тесной группой в большой комнате секретаря Краснодонского
районного комитета партии, где уже было снято с длинного стола заседаний
красное сукно. Они стояли друг против друга, шутили, поталкивали друг друга
в плечо и все не решались произнести слова прощания. И у тех, кто уезжал,
было так тяжело, и смутно, и больно на душе, будто ворон когтил им душу.
Естественным центром этой группы был работник обкома Иван Федорович
Проценко, выдвинутый на подпольную работу еще осенью прошлого года, когда
перед областью впервые встала угроза оккупации. Но тогда дело само собой
отложилось.
Иван Федорович был маленький, складно и ловко сшитый тридцатипятилетний
мужчина с зачесанными, редеющими, с залысинами на висках, русыми волосами, с
румяным лицом, раньше всегда чистым, бритым, а теперь заросшим мягкой,
темной - уже не щетиной, но еще не бородкой: он начал отпускать ее недели
две назад, когда понял по ходу дел на фронте, что не миновать ему подполья.
|