коились, а следом за ними потерял ко мне интерес и взыскательный
советский читатель. Но пора вернуться в ресторан Дома литераторов к пиву и
рыжикам...
3. СПОР КНИГОПРОДАВЦА С ПОЭТОМ
Мы тихо допивали пиво и доедали рыжики. Официантка уже четыре раза
уносила с нашего стола пустые бутылки. Дело шло к вечеру. Зал ресторана
постепенно наполнялся. Пришел и в ожидании клиентов, как часовщик-починщик,
занял свое место в уголочке критик Закусонский. Если прежде, увидев меня, он
вскакивал, подбегал, обвивался руками вокруг моей шеи и, ласково боднув лбом
в плечо, говорил: "Ну, здорово, старый!" -- то теперь лишь приветствовал
усталым полузакрытием глаз.
Следом возник поэт Одуев. Сегодня он был не со своей обычной
подружкой-телевизионщицей Стеллой, а с какой-то длинноногой малолеткой.
Пристально оглядев зал и дружески кивнув мне, он заказал ей мороженое и стал
читать, громко завывая, стихи, а она смотрела на него с тем слепым
обожанием, с которым смотрела бы, наверное, меломанка на свинью, запевшую
голосом Паваротти.
В окружении стайки западных журналистов явился поужинать прозаик
Чурменяев, автор знаменитого романа "Женщина в кресле", где описывается, как
некая дама, раскоряченная в гинекологическом кресле, пытается найти в себе
Бога. Этот роман он сочинил лет десять назад будучи еще сущим юношей.
Замысел, как сам автор рассказывал в одном из интервью (я слышал по радио
"Свобода"), пришел ему в голову, когда он вдруг вообразил себе Настасью
Филипповну на приеме у гинеколога.
Закончив роман, Чурменяев тут же с оказией отправил его в нью-йоркское
издательство. Среди интеллектуальной части золотой молодежи это называлось
тогда "рискнуть отцовским партбилетом". Отец его был крупным руководителем
среднего звена и к тому же сыном классика детской литературы. Однако ничего
не случилось: благополучно миновав бдительную таможню, сначала в одну, |