ива, перемешанная с
ароматами бензина и гудрона. Он быстро вытеснил из его легких спертый воздух
психологической кабинки. Он провел длинным пальцем по запотевшему стеклу и
извлек несколько нот, случайно сложившихся в мелодию: ми бемоль, восходящий
триплет к ля, фиоритуру.
Гарден слишком устал, чтобы продолжать дальше. Он вышел и направился к
тротуару. Асфальт был влажным, и когда он пошел, стараясь не ступать в лужи,
кожаные подошвы его башмаков тут же начали издавать сосущие и хлюпающие звуки.
В этом городе, в это время, даже в районе, где жило всего шесть миллионов
человек, шум не стихал никогда: подземка грохотала в туннеле, патрульные антенны
поворачивали свои эллипсы через каждые 1000 метров, дорожная сеть давала знать о
себе гудками. Слабые звуки перемешивались со случайными шумами: где-то открыли
окно, где-то мяукала кошка, такси разворачивалось за два квартала отсюда.
Случайные звуки. Случайные тени. Уши Тома Гардена привыкли различать
фоновые шумы. Идя домой вдоль Мейн Стрит в Манхассете, он расслышал шаги, - не
эхо его собственных шагов, отражающееся от мокрых зданий, не шаги кого-то, кто
шел домой. Они следовали за ним, звучали, когда он шел, и стихали, когда он
останавливался.
Он поворачивался и смотрел, если попадалась густая тень. Ничто не
двигалось. Ничто не прекращало движения.
Гарден улавливал запахи, недоступные обонянию. Он послал заряд
предупреждения, состоящий из страха, дурных мыслей, стальных игл кому-то там в
тумане.
Никто себя не обнаружил.
Он простоял еще секунд десять. Глядя на него, можно было подумать, что он
нерешителен и испуган. В действительности, он хотел услышать первый шаг.
Тишина.
Гарден засунул пальцы за подкладку своего вечернего костюма и вытащил
звуковой нож. Это было хитроумное оружие, хотя и оборонительное, но запрещенное.
Кусок пластика размером с игральную или кредитную карту выдавал звук в диапазоне
от 60 до 120 килогерц мощно |