е жаден,
Чем он более стар."
/Константин Бальмонт/
Как всегда к концу первой декады месяца, очередь в сберкассе была похожа
на давно ушедшие в прошлое очереди за дефицитом в начале восьмидесятых. Да
и стояли-то к окошку те же люди, что когдато давились в универсамах в
очереди за колбасой и чаем, занимали очередь на ночь в надежде купить отрез
тюля, записывались за полгода вперед на мебельный гарнитур - обычные
советские тетушки и старички за 40. Я тяжело вздохнул про себя и
пристроился в хвост за неухоженной бабушкой в рыжем полинявшем пальто.
Смотреть на людей было скучно, очередь еле-еле продвигалась. Вот что еще не
изменилось с тех времен - в час пик неизменно работает одно окошко; стоит
народу схлынуть - и трое молоденьких кассирш грустят у отдыхающих
аппаратов. Скучно было не мне одному - судя по выражениям лиц людей все они
надеялись на скорейший выход, впрочем, поддерживая на лицах
многозначительное, преисполненное то ли чувства собственной значимости, то
ли подтверждения множества недавно свалившихся на них бедствий выражение,
свойственное подобным местам, где собираются вместе по одной и той же
природной надобности абсолютно случайные и чужие друг другу люди.
Медленно-медленно я приближался к заветному окошку. Тишину нарушало лишь
редкое шарканье ног по кафельной плитке, да стрекот кассового аппарата. И
тут женщина, стоявшая за три человека впереди меня, вдруг выпустила из рук
сумку, из которой немедленно раздался звон разбитых бутылок и что-то
часто-часто залопотала. Недовольная неожиданным громким звуком очередь
стала разворачиваться к виновнице беспокойства. А та, вытянув перед собой
руку в указующем жесте, с выпученными глазами на нестерпимо высокой ноте
тянула бесконечное "Ой-ой-ой-ой-ой", глядя на зависшую и медленно
вращающуюся в воздухе сантиметрах в 30 над столом обязательную для сберкасс
чернильницу. Кто-то из л |