я здесь в одиночестве, осуждающе
смотрит ему вслед, а перед кумиром догорают последние поленья; скоро они
угаснут, и прежде вечный дым, поднимавшийся от этой земли к ирью-раю с
душами предков, иссякнет.
В лесу скоро потемнело, и, вспомнив то утро, старый Всеслав теперь
горько усмехнулся: на долгих сорок лет шагнул он тогда из света в сумерки.
Побывал в закупах и холопах [закуп - наемный сельхозработник, получивший
ссуду от боярина-землевладельца и обязанный ее отработать; холоп -
(кабальный, полный) - в Древней Руси раб], жил и на вятичских, и на
родимичских землях, в чужих весях одиноким изгоем орал - пахал чужие
рольи, и только к седым волосам решил пойти в Киев, великий город, где мог
жить каждый русич...
3
Яркое сверкание на солнце слюдяных окон княжеской гридница поразило
Всеслава. Рубленное из огромных бревен помещение, куда князь мог созвать
более четырехсот человек своей дружины, бояр и прочего люду, несокрушимо
поднималось посредине окруженного тыном двора.
Потом изгой увидел красновато-коричневый, высокий - в два ряда окон,
один над другим, - дворец. Такого чуда он себе и представить не мог.
Круглые окна, заделанные удивительно прозрачным стеклом, красные
изразцовые наличники дверей, искусно уложенные крашеные кирпичи, связанные
белыми полосками извести. Неподалеку поднимался такой же сказочный женский
терем, а вокруг были установлены медовуши, бани, погреба - и все огромное,
небывалое, поражающее красотой.
Весь день бродил по Киеву Всеслав. На Горе по улице мимо него
шествовали бояре в парчовых и шелковых одежда, в плащах со сверкающими
золотыми застежками и в сафьяновых сапогах, прошитых бронзовой проволокой.
Вышагивали тут важно, строго.
Наоборот, на Подоле люд двигался вдвое быстрее. Кузнецы, швецы,
плотники, гончары - все в широких портах, подпоясанных ремешками, в
рубаха |