ВИТАЛИЙ МЕЛЕНТЬЕВ
ИНДИЯ ЛЮБОВЬ МОЯ
Звери ревели требовательно и тревожно.
Звуки с трудом пронизывали хрусткий морозный воздух, и он, кажется,
звенел.
Впрочем, звенел не воздух. Тихонько и надсадно ныл традевал — в нем,
вероятно, отпаялся какойто контакт. Андрею Сырцову не хотелось трогать поющий
контакт. Его прерывистое звенящее нытье — тонкое, как комариный писк, —
напоминало, что мир его не вымерз, что, кроме снега и потрескивающих деревьев,
есть еще и другой мир — жаркий, влажный, ласковый.
И есть Индия.
Андрей давно собирался заказать комнатного сверчка. Пусть бы сидел в
телевиде и пел свои нехитрые песенки. Приятно знать, что в комнатах есть живое
существо.
Однако прибытие сверчка затруднялось тем, что сейчас они в моде.
Человечество потянуло на бревенчатые избы, но почемуто не со старыми, добрыми
русскими печами, а с модернизированной литовской печью, с каминомлежанкой.
Можно было бы плюнуть на моду и заказать какихнибудь певчих птиц. Но
постоянная дежурная обслуживания третьего участка зоны Белого Одиночества
слишком уж внимательна к Андрею. Она смотрит на него такими требовательными и,
пожалуй, красивыми голубыми глазами, словно умоляет: «Ну, пожалуйста, разрешите
соорудить вам чтонибудь приятное. Сделайте мне одолжение, дайте такое
поручение, чтобы я наконец могла проявить настойчивость, изобретательность,
словом, почувствовать себя нужным для вас человеком».
Певчие птицы или сверчок, пожалуй, были бы в самый раз, но они принесли бы
с собой новые заботы и новые включения дежурной из третьего участка. А ему
сейчас не нужен никто. Поэтому приходится жить в обыкновенном балке из
прессованных древесных плит со стандартными удобствами и стараться не думать об
Индии.
Над балком опять прокатился древний звериный рев. Ему немедленно ответил
второй, а потом и третий. В тайге творилось и в самом деле нечто необычное.
Весна…
Может быть, пожаловала стая тун |