ПЕТР КАТЕРИНИЧЕВ
ОГОНЬ НА ПОРАЖЕНИЕ
Глава 1
Пламя совершенно прозрачно. Лишь иногда язычки окрашиваются алым и
голубовато-сиреневым.
В комнате сумрак осеннего утра. Огромное окно полуприкрыто жалюзи, за ними
угадываются силуэты высоких сосен. По стеклу стекает вода, - на улице идет
плотный дождь.
Мужчина аккуратно снимает широкую бронзовую джезву со спиртовки, вливает
глинтвейн в массивный стеклянный кубок с вензелем и гербом. Смотрит сквозь
напиток на пламя - цвет темного рубина.
Мужчина высок, плотен и, должно быть, очень силен. На нем свитер свободной
вязки, широкие брюки, шея обмотана жестким шерстяным шарфом. На вид ему под
пятьдесят.
Он подносит напиток к губам, осторожно пробует. Затем подходит к низкому
креслу перед камином, ставит кубок на столик рядом, удобно усаживается, вынимает
из коробки сигару, раскуривает, пыхая голубоватым невесомым дымом. Поджигает
специально наколотую тонкую лучину, смотрит на огонек, подносит к скрученной
бересте под золотистыми поленьями. Береста занимается с легким потрескиванием,
пламя охватывает поленья. Камин начинает слегка гудеть.
Огонь ровный и мощный.
Мужчина берет кубок, делает маленький глоток и любуется огнем сквозь
напиток: цвет пурпура с золотом.
Ефим Зиновьевич Кругленький никогда не роптал судьбу. Он гордился собой. И
имел для этого оснований У кого есть мозги, у того они есть!
Он гордился громадной четырехкомнатной квартирой в центре столицы,
откупленной у вконец обнищавшего генерала авиации, измученного безысходными
запоями и сварами с родней. Дом этот некогда был горкомовским, и Ефим Зиновьевич
с любопытством и удовольствием наблюдал процесс, как он называл, "смены
состава": партийно-профсоюзные бонзы средней руки потихоньку съезжали, обживая
места попроще, а соседями Кругленького становились индивиды подвижные, сметливые
и, что называется, тертые. Того, что именуется "своим кругом", промежду новыми |