ЗЕЛИКОВ ИВАН
НАСЛЕДНИКИ АПОКАЛИПСИСА
Кто поверил, что Землю сожгли,
Нет, она почернела от горя...
Владимир Высоцкий.
Пролог
Боль, тихая, но настойчивая, больше похожая на зуд от укуса большого муравья
терзала его левое плечо, прогоняя остатки сна. Рука автоматически потянулась за
спину и нащупала осколок бутылочного стекла, врезавшегося в толстую кожу куртки
и терзавшего теперь его собственную. Откуда появился острый, не обтёртый ветром
и песчинками осколок посреди пустыни он понять не мог, как не помнил, могла ли
это быть его собственная бутылка. В следующую минуту он вообще ни о чём не
способен думать, так как растревоженное непроизвольным движением руки тело
отозвалось резкой болью, на этот раз настоящей. Болело, казалось, всё:
раздробленная голень и обожжённая кожа лица, избытые в кровь ладони и вывихнутое
колено, а так же ещё что-то в правой части живота, что именно, он выяснять
совсем не хотел.
Он лежал вытянувшись на спине, не шевелясь, не обращая внимания на дурацкий
осколок, который по-прежнему продолжал назойливо впиваться в плечо. Годы жизни в
пустыне научили именно так преодолевать приступы боли, физической или душевной,
когда под рукой не было никаких химических препаратов или хотя бы крепкой
выпивки. Полная неподвижность, полное равнодушие, полное презрение к своим и
чужим страданиям. Тогда есть шанс, что боль отступит, расползётся по телу,
затаится до следующего раза, когда забывшийся человек вновь выпустит её на
свободу.
По мере того, как становилось легче, мир вокруг наполнялся ощущениями.
Солоноватый, слегка пьянящий привкус крови во рту и прогорклый противный осадок
в пересохшей глотке. То нарастающий, то стихающий гул в отказывающейся
соображать голове, непонятно, раздающийся ли в ушах или идущий изнутри. Наконец
слабый, совсем неживой, впрочем, как и всё вокруг, ветерок, холодящий лицо и
чуть притупляющий жжение кожи. Человек осторожно, рискуя вызвать новую вспышку
боли, приподнял правую руку и провёл ей по лицу, размазывая |