МАКСИМ ЕСАУЛОВ
МГНОВЕНИЯ КАПИТАНА ГРОМОВА
В жизни каждого опера есть минуты,
когда все решают секунды, и это длится годами.
Из милицейского фольклора
Это был конец. Затертая табличка за стеклом обещала сделать ближайший час
длинным и мучительным. Громов посмотрел на свои гонконгские «сейко». До утренней
сходки оставалось шесть минут. На Литейный бежать поздно. На Некрасова начался
ремонт магазина. Опаздывать нельзя — грозился подъехать с проверкой начальник
ОУР района. Громов вздохнул, облизал губы и тихонько постучал в дверь. Никто не
отреагировал. Он постучал сильнее. Хищная остроносая брюнетка с лошадиным лицом
вопросительно воззрилась на него изнутри, как рыбка из аквариума.
— Мне только пива бутылку.
Боясь не быть услышанным, Громов сопровождал слова выразительными
жестами.
Женщина обожгла его неприязненным взглядом и поджала губы.
— Написано ведь: «Переучет». Со всем с ума посходили.
Ее каблуки рассерженно зацокали прочь по чисто вымытому кафельному полу.
Показать ксиву он, как всегда, постеснялся. Было холодно и сухо. Порывистый
ветер гнал по асфальту опавшие листья и трепал полы видавшего виды плаща. Громов
повернулся и побрел в сторону отдела. Его мутило. На лбу выступила испарина.
Взмокшая рубашка прилипла к спине.
У отдела курили сменившиеся постовые. Его чуть не вытошнило от запаха
табака. Лестница казалось крутой и длинной. Подъем на четвертый этаж дался с
трудом.
— Здорово!
— Привет!
«Сосед по кабинету в отпуске. После сходки запрусь и посплю».
— Привет!
— Здорово!
«Только сначала бутылочку „Петровского" на Литейном».
— Опаздываем!
— Успеем!
«Черт! Как голова кружится. Когда уже эта лестница кончится…»
На утреннее совещание никто не приехал. Громов простотаки зубами
заскрежетал. Мог бы глотать сейчас живительную влагу в тихом скверике у
больницы, |