ом ряду, памятуя недавно рассказанную
историю и близко к трамваю не приближаясь. По дороге заскочил в магазин.
Леня жил в спальном районе города, на самой окраине, в доме с окнами, смотрящими
на березовую рощу. Это красиво, но далеко, и потому я бы лично здесь скучал.
Поставив машину на небольшую стоянку недалеко от подъезда, я осмотрелся. Двор
как двор, каких сотни в городе. Громадный квадрат, окруженный десятиэтажными
"скворечниками", - это только место, через которое проходят на работу и с
работы. Вот я иду к подъезду, и никто не знает - живу я здесь или пришел к
кому-
то в гости. Может быть, я вообще убийца-маньяк и выискиваю себе здесь очередную
жертву.
Я усмехнулся, поймав себя на том, что начинаю мыслить ментовскими стереотипами.
Видимо, тесное знакомство с ментами накладывает свой отпечаток и на мою сугубо
армейскую натуру. Но все равно, ностальгия по тесным и людным дворам детства
всегда посещает меня при виде дворов в новых городских районах. Однако прошлое
уже не возвратишь.
Лифт, когда я нажал кнопку вызова, загрохотал не хуже моей машины, хотя и
значительно уступает ей по возрасту. Сама кабина оказалась грязной и полутемной,
с многочисленными следами попыток поджога пластиковой облицовки. Я поднялся на
восьмой этаж. Полгода назад у Лени была грязная и полуразбитая дверь. Сейчас
стояла металлическая, обшитая облагороженной обжигом фанерой. Мелькнула мысль,
что подполковник Проханов переехал если и не в мир иной, то на другую квартиру,
а перепроверить частный сыщик сдуру не удосужился. Я даже остановился от такой
расстраивающей мет мысли. Но позвонить и проверить я все же был обязан.
На первый звонок никто не отреагировал. Только вдали послышалось легкое
шевеление. Как если бы где-то в глубине квартиры передвинули стул. Я позвонил
еще дважды, а потом и трижды. И уже собрался вернуться к лифту, когда услышал за
дверью инвалида-подполковника ругань и металлический звук. Если ругань, то,
значит, это о |