олчанием и противоречивые факты, но не знает, что с ними делать, и в конце
концов выходит из положения следующим образом: «Итак, допозволено нам будет
следовать этой не слишком невероятной гипотезе, которую, однако, мы тотчас же
оставим, когда другие ученые выскажут более верное суждение о предмете или
установят лучшую гипотезу на основании открытий и новых опытов».
Может показаться, что ученый не оченьто уверен в правильности своей
гипотезы — он уже заранее готов от нее отказаться. Но не следует особо доверять
его формулировкам, это не более чем дань изящной словесности; Гальвани не
подумал оставить свою гипотезу, когда Вольта представил весь требуемый набор: и
новые опыты, и новые открытия. ч более верные суждения.
Но, впрочем, не будем забегать вперед, все перипетии борьбы еще впереди,
пока что опыты Гальвани вызвали настоящую сенсацию. В Италии, а затем и в других
странах Европы их повторяют, получают такие же эффектные результаты, и слава
болонского профессора растет, как снежный ком. У него появляются ученики и
последователи, и ему должно льстить, что среди них — его известный
соотечественник, «один из первых авторитетов в области электричества, гений
между физиками», как назвал его один из современников, — Алессандро Вольта.
Вольта был всего на восемь лет моложе Гальвани. Он родился в Ломбардии, в
маленьком городке Комо, на берегу Комского озера, и прожил там безвыездно до
тридцати двух лет. Нельзя сказать, чтобы он не стремился увидеть мир, но он не
мог оставить свою работу, весьма почетную во все времена, но и во все времена
трудную: работу школьного учителя физики. Правда, поначалу родители готовили его
к деятельности священника, он и учился в школе ордена иезуитов. Может, кто
другой и зачах бы в провинциальной глуши, вдали от культурных центров, где
творилась новая физика, где каскад открытий рождал новые светила, новых кумиров.
Но Вольте его уединенная жизнь не помешала основательно изучить физику, особенно
новый ее раздел — электри |