О'Санчес
Побег от ствола судьбы на горе жизни и смерти
Свое семнадцатилетие он встретил на борту небольшой яхты, зафрахтованной
непонятно кем у неизвестных владельцев. Экипаж состоял из шкипера и четверых
матросов. Гек выполнял необременительные обязанности пассажира: ни к каким
работам – повседневным ли, авральным – его не привлекали, а кормился он в каютке
у шкипера, где трижды в день накрывался стол на двоих. Впрочем, стол отличался
только местоположением и количеством едоков, сосредоточенных в невеликом объеме
капитанской каюты или матросского кубрика. В роли кока подвизался один из
матросов: приготовив нехитрую трапезу, чаще – невкусно, он распределял ее среди
находящихся на судне согласно их аппетитам, а остатки, не торгуясь, выбрасывал
за борт. Гека все еще задевало такое расточительство – жратва ведь, – но он не
показывал виду, в конце концов не его это дело и не его деньги. В разговоры
вступать ему прямо не запрещалось, но еще на берегу Дядя Джеймс (Дудя, как его
называли за глаза) напутствовал Гека, чтобы тот не полоскал зря языком – в море,
мол, это производит невыгодное впечатление. Гек, уже привычный к подобным
намекам и недомолвкам, понял, что от него хотят, и заткнулся наглухо. Если
столовался он в каюте, то спать ему приходилось все же в матросском кубрике.
Когда позволяла качка, Гек спал и днем, благо морской болезнью не страдал, а
свободного времени была уйма, но чаще лежал, шаря по переборке невидящим
взглядом, и невесело размышлял о прошедшем и предстоящем. Размышлял и вспоминал
свою такую короткую – оказывается, и вспомнить толком нечего – жизнь, которая
осталась за бортом. Или, может, это он остался за бортом жизни? И что его теперь
ждет? И когда он вернется… если вернется? Время такое – никому верить нельзя.
Матросы были парни простые и веселые. Говорили все больше про баб и кабаки.
Иногда вспоминали кинофильмы, кто какие смотрел, или события из спортивной
жизни. Радио было только у шкипера. Точнее, радиостанция. Каждый вечер он лично
вых |