придержать язык?
Айра послушно умолк, и Мартин исполнился еще большим уважением к Ангусу и
еще
большей неприязнью.
Когда Мартина угнетало недоумение, зачем он здесь, зачем слушает какого-то
профессора
Робертшо, долбит стишки об ослах и факирах, учится ремеслу врача, как Пфафф
Толстяк и
Эрвинг Уотерс, тогда он искал облегчения в том, что называл "развратом".
Фактически разврат
был самый скромный; обычно все сводилось к лишней кружке пива в соседнем городе
Зените
да к перемигиванью с фабричной работницей, фланирующей по неприглядным улицам
окраин.
Но Мартину, гордому своей нерастраченной энергией и ясным рассудком, эти
похождения
казались потом трагическими.
Самым верным его сподвижником был Клиф Клосон. Клиф, сколько бы он ни выпил
дешевого пива, никогда не бывал намного пьянее, чем в своем нормальном
состоянии. Мартин
опускался или возвышался до Клифова буйства, тогда как Клиф возвышался или
опускался до
рассудительности Мартина. Когда они сидели в кабачке за столом, сверкавшим
мокрыми
следами от пивных кружек, Клиф поднимал палец и бормотал:
- Ты один меня понимаешь. Март. Ты ведь знаешь, несмотря на дебоширство и
на все
мои разговоры о том, что надо быть практичным, которыми я дразню этих
доктринеров, вроде
Айры Свинкли, меня так же воротит от их меркантильности и от всей их болтологии,
как и
тебя.
- Еще бы! - соглашался Мартин с пьяной нежностью. - Ты совсем, как я. Боже,
как
можно их терпеть: такой вот бездарный Эрвинг Уотерс или бездушный карьерист,
вроде Ангуса
Дьюера - и рядом старый Готлиб! Идеал исследователя! Он никогда не
довольствуется тем,
что кажется правильным! Плюет на черта и дьявола, работает ночь напролет,
одинокий и
честный, как капитан на мостике, добирается до корня вещей!
- Сущая правда! И я так думаю, - заявил Клиф. - Еще по кружке, а? Платить
будем по
жребию.
Зенит со своими кабаками лежал в пятнадцати милях от Могалиса и
Уиннемакского
университе |