Ричард двинулся вперед.
Королевский лагерь был защищен рвом и мостом. У барбакана* [Барбакан -
укрепление перед воротами.] все аквитанцы, кроме Ричарда, спешились и стали
вокруг
него, в то время как глашатай отправился возвестить королю, кто прибыл.
Король прекрасно знал, кто к нему пожаловал, но предпочел не знать. Он так
долго
держал у себя глашатая, что приезжие вполне могли разозлиться, затем послал
сказать
графу Пуату, что его можно принять, но только одного. Пользуясь своим правом
быть на
коне, Ричард поехал один, вслед за глашатаями, но шагом. Дорогой никто не
приветствовал его. Приблизившись к штандарту, граф спешился, увидел привратников
у
входа и бросился в палатку, которую перед ним распахнули, словно лесной зверь,
завидевший добычу. Там он вдруг окаменел и резко грохнулся на оба колена.
Посреди
большой палатки сидел старый король, его отец, коренастый, взъерошенный, с
работающими челюстями и беспокойными пылающими глазками. Руки его лежали на
коленях, а в них торчал длинный меч наголо. Подле него стоял его сын, румяный и
тоненький Джон, а дальше делали круг его пэры - два епископа в пурпурных
мантиях,
рябой монах из Клюни* [Клюни - знаменитый монастырь, опора аскетизма и
папства.],
Боген, Гранмениль, Драго де Мерлю и еще несколько человек. На полу помещался
секретарь, покусывая свое перо.
Король выигрывал, когда восседал на троне: верхняя половина туловища была у
него лучше, более походила на мужчину. Его рыжие редкие волосы распались в
беспорядке; на лоснящемся красном лице выступали шрамы и прыщи; кривые челюсти,
толстая шея, широкие плечи делали его похожим на быка. Узловатые, грубые руки,
длинные, превыше всякой меры, губы с выражением жестокости, нос как клюв у
хищной
птицы, - все было словно вырублено из дерева грубой рукой и так же топорно
размалевано. А если что и оставалось тут человеческого, то искажалось глазами, в
которых кипела горечь страдания, как у падшего ангела: анжуйск |