и Дайны
явственно вырисовывались в дверном
проеме, и Таунсенд, хорошо осведомленная о ее репутации, легко представила себе,
что обнажены не только плечи, а
испугана она так потому, что в комнате у нее мужчина.
- О, благодарение небу! - воскликнула Дайна, подтвердив подозрения
Таунсенд. - Я думала, это отец!
В свои восемнадцать лет она была аппетитной толстушкой, столь же
соблазнительной, как рубенсовские "ню", с
копной медных волос и большой обольстительной грудью. Ни для кого ( кроме, быть
может, несчастных родителей) не было
секретом, что ее милости - предмет яростного соперничества между всеми мужчинами
Бродхэма, а также фермерами,
грумами, слугами и работниками Бродфорд-Холла. Даже Геркуль как-то раз
признался, что попытался отведать ее ласк, хотя
Таунсенд сумела выведать у их кузена Перси (вывернув ему руку и усевшись на него
верхом), что Геркуль вместо этого
последовал освященной веками традиции и, поехав учиться, завел собственную
любовницу. Оправившись от испуга, Дайна
сообразила, что стоящему перед ней парню в мешковатых штанах нечего делать в
этом крыле гостиницы, и строго
прикрикнула на него:
- Возвращайся на конюшню! А скажешь хоть слово моему отцу или еще кому -
лишишься места!
Томасу, которому было не по душе нависшее в воздухе напряжение, замяукал,
подбежал к Таунсенд, стал тереться о
край ее плаща. На ходу он толкнул открытую дверь, та распахнулась еще шире, так
что Таунсенд могла заглянуть глубже в
комнату. Она увидела высокого, по пояс обнаженного человека, который стоял перед
камином и неторопливо натягивал
бриджи. Словно почувствовав на себе ее взгляд, он обернулся, и отблески камина
осветили его лицо.
Можно ли было не узнать эти высокие скулы или раздвоенный подбородок?
Таунсенд похолодела. "Нет, -
лихорадочно билась в голове мысль, - он не узнал меня, ведь в коридоре темно, а
лицо спрятано под капюшоном. И даже
если узнал, то, конечно, не вспомнит о |