артины, которые
осуществятся, если он примет ее милостыню и ляжет с ней. Его жена была горда: он
ясно
видел это оставшимся у него единственным глазом. Но горд был и он.
Мариза спокойно стояла перед человеком, которому несколько часов назад она
вручила
свою жизнь. Сейчас она ясно дала ему понять, что готова даровать ему свое тело,
окончательно скрепив сделку. Почему же он не торопится разделить с ней ложе? Что
за игру
он ведет, и с какой целью?
- Не желаете ли вы чего-нибудь? - спросила она, нарушая молчание, которое
становилось угрожающим.
- Да, немного вина, пожалуйста... Мариза прошла к маленькому столику и
налила в
кубок вина с пряностями.
- Оно холодное, милорд, я согрею, - сказала она, взяла кочергу, стоящую у
камина и
подержала ее в раскаленных углях, потом опустила кончик в кубок.
Когда она начала манипулировать кочергой, Кэм вздрогнул и вжался в кожаную
спинку
кресла. Протягивая ему кубок, Мариза изумилась затравленному выражению его
лица.
- Спасибо, - сказал он.
Мариза дрожащей рукой поставила на место кочергу.
- Не хотите ли чего-нибудь съесть?
- Как вежливо, - подумал Кэм, - с полным соблюдением этикета. А всего лишь
несколько минут назад она предлагала принести свою девственность в жертву его
вожделений, в знак выполнения ею тягостного, но неизбежного супружеского долга.
Он
отхлебнул вина, оно обожгло ему язык. Что ж он, в самом деле надеялся, что она
примет его
от всей души? Она смелая и твердая женщина, но в душе трясется от страха...
Страха перед
ним. Чудовищем...
Эх, зачем ему эти проблемы! Ему бы сейчас лихую кобылку вроде Барбары
Каслмейн -
устроить хорошенькую скачку и потом начисто забыть о ней! Такие, как Барбара,
превосходно утоляют вожделение. А любовь? Что такое любовь? Какая женщина
полюбит
калеку?
Кэм встал, опираясь на палку. Нет, ему не нужно объедков со стола
наследницы
Фицджеральдов, притворной любви, которую она пожелает изобразить.
|