арики молчали и переминались с ноги на ногу, разыгрывая из себя
нелюдимых деревенских простофиль.
В качестве обвинителей, свидетелей и потерпевшей стороны выступили
чиновник
и его злополучная охрана. Битый час они кричали, топали ногами и брызгали
слюной. Но
хотели они того или нет, им всё же пришлось признаться, что главные виновники
скрылись в джунглях - в деревне их нет.
- Они смеялись надо мной и показывали на меня пальцами, - вот и всё, в чём
мог
обвинить чиновник остальных жителей деревни.
- Я тоже над вами смеялся, - буркнул Буль Бурес, щёлкнув затвором
пулемёта. - Может, у вас есть улики посущественней?
У него страшно чесались руки устроить небольшой показательный расстрел.
Пусть
эти олухи знают, как зариться на его землю! И Буль Бурес злился на идиота
чиновника,
который пункт за пунктом рассказывал всё, как было, и боялся выдумать что-нибудь
такое, что дало бы предлог для расправы. Чиновник был страшный трус. Во-первых,
он
опасался последующей мести - мало ли что может случиться! Во-вторых, присутствие
первого заместителя Главного Министра, как ни странно, совершенно не вдохновляло
на
ложь. Про себя чиновник рассуждал довольно здраво: в наше тревожное время
министры
приходят и уходят, а чиновники остаются и расхлёбывают кашу, которую те
заварили.
Чиновник боялся ответственности.
Так что тот седой старик был прав, когда говорил Нику, что с ними ничего
не
смогут поделать, потому что смеяться никому пока ещё не запрещено. Правда, Буль
Бурес
в ярости угрожал, что вызовет войска и арестует всех, вплоть до грудных детей.
Но в эту
угрозу, пожалуй, никто не верил, даже сам Буль Бурес. Он тоже боялся
ответственности,
особенно тогда, когда её не на кого свалить! И новоявленный первый заместитель
Главного Министра, сознавая своё бессилие, решил отыграться на... жилищах отца
Ника и
его друзей.
Короткий приказ - и надсмотрщики подожгли три хижины, стоящие на краю
деревни. Вспыхнули пальм |