Книги в электронном виде

Акопян Арутюн / Фокусы на эстраде (doc)

Аугуста Йожеф / Великие открытия Научно-художественные рассказы (html)

Балашов Дмитрий / [Государи Московские 7.] Святая русь. Части 5-8.

пошлет ему Господь, и что позволит свершить? Феофан вышел на улицу, прошел молча по бревенчатой новгородской мостовой в сторону Торга. Ежели бы не вечный зов мастерства, ежели бы не всегдашнее стремление к иному, то и остаться бы ему в Новом Городе навек! Тут книжная мудрость, диспуты, тут сонм искусников, у коих не худо поучиться и ему самому, тут яростные споры церковные, напомнившие ему родной Византий - почему-то древним именем этим захотелось назвать Феофану родину свою, великий, незримо уходящий в ничто град Константина, который, наверно, ему уже не видать никогда! Он плотнее запахнул русский опашень, подаренный ему Машковыми. На улице была промозглая сырь, бревна затейливых боярских хором потемнели от влаги, и небо было сизо-серым,

БРУМЕЛЬ ВАЛЕРИЙ ЛАПШИН АЛЕКСАНДР / НЕ ИЗМЕНИ СЕБЕ (doc)

БРЯНЦЕВ ГЕОРГИЙ / Следы на снегу

а коробку «Казбека» и протянул Ноговицыну. — Курите, старший лейтенант. Майор тоже взял папиросу, помял ее, постучал мундштуком о ноготь большого пальца и, ловко выхватив голой рукой из очага маленький уголек, прикурил. — Разрешите? — потянулся к нему со своей папиросой Ноговицын. Они теперь вдвоем стояли у огня и молча дымили папиросами. После долгой паузы майор спросил летчика Ноговицына: — Не застрянет в дороге наш механик? Ноговицын пожал плечами: — Не думаю. Он проворный паренек. И потом, до нефтебазы дорога хорошо накатана, и коней ему хороших дали. Тут всего езды-то туда и обратно часа три, не более. Я был как-то на этой нефтебазе. Да и другого выхода у нас нет. Масла не хватит. — Он помолчал немного, посмотрел е

Королев Анатолий / Ловушка на ловца

- Как раз на эти дни, в связи с некоторой активизацией сил противника, вы планировали мятеж. Сигналом к выступлению, - Муравьев сделал эффектную паузу, - послужит сущая безделица: перелет почтового голубя через линию фронта с датой наступления красных. Вот, пожалуй, и все, чем я располагаю. Муравьев откинулся в кресле. - Может быть, у вас есть ко мне вопросы, Петр Иванович? - Нет. - Нужно отвечать по уставу: никак нет... Тогда спрошу я. У меня всего три вопроса. Например, в городе было целых 132 голубятни. Сейчас они в основном заброшены, а уцелевшие уничтожены нами. Вот сижу и ломаю голову: куда прилетит голубь? Подскажите, Петр Иванович. Это вопрос первый... Кроме того, мне позарез нужно сегодня, в крайнем случае завтра, ликвидировать всю вашу

Измайлов Андрей / Дело принципа

ают. И полностью согласен с Цеппелином, что Леннон тем не менее остается Ленноном, хотя у него просто козлетон. Зато когда он флейту берет, то это отпад! И полностью согласен с Цеппелином, что диск «Джон Леннон коллекшн» — штука стоящая. Если бы не деньги, которые срочно нужны на одно дело, то ни за что бы не расстался. И полностью согласен с Цеппелином, что лучше этот диск загнать настоящему ценителю. Конечно, не здесь! Конечно, выйдем куда-нибудь! Заодно поговорим о цене. И мы выходим куда-нибудь, Цеппелин все говорит, а я все соглашаюсь. И думаю: не слишком ли часто я с ним соглашаюсь? А в проходном дворе он останавливается, придвигается вплотную и объясняет: — Дружок! Видишь ли, дружок... Джоплин это не он. Это она. И не бас у нее, ка

Корнешов Лев / По следам легенды

ижимали к серым стенам домов, некоторых хватали и бросали в крытые кузова машин. К Локоте подошел жандармский офицер. — Вы арестованы... Не трудитесь доставать свой мандат, господин сенатор, нам известно, кто вы. — И не боишься кровавых снов, каратель? — крикнул Локота. — За что у человека жизнь отнял? За то, что он хотел иметь хлеб для себя и своих детей? — Митинг закончился, сенатор, — нервно задергался офицерик, — советую замолчать! — Ничего не простим! — гневно продолжал Локота. — Придет время, и тебя, и таких, как ты, будем судить принародно! — Арестовать! — выкрикнул жандарм. Он испуганно осматривался — к Локоте подходили рабочие, иные из них были в крови раненых товарищей, которых выносили с площади. Локоту увели

Нароков Н. / Мнимые величины

ался он. - Как меня зовут-то, забыли? А? - Забыла! - тихо призналась Евлалия Григорьевна. Семенов усмехнулся, и что-то нехорошее мелькнуло в его усмешке, какое-то презрительное: "Эх, вы!" И он твердо повторил: - Семенов. Павел Петрович. - Ах, да! - сразу вспомнила Евлалия Григорьевна. - Павел Петрович. Это - как Павел Первый... Теперь уж не забуду! - По царю помнить будете? - еще хуже усмехнулся Семенов. - Ну, ладно, по царю вспоминайте, коли по мне не можете. Он резко поднялся со стула. - Стало быть, все! - сказал как припечатал он. - Посмотрел: живая? Живая! А коли живая, так мне делать здесь больше нечего. Он нагнулся, рывком схватил с пола свой тяжелый портфель и так же рывком выпрямился. - И я вашему малышу гостинец привез. Можно? То, что ему нужно было пос

Плеханов Сергей / Остров пурпурной ящерицы

Распутин Валентин / Последний срок

, забивала горло. Они все были возле матери и, чтобы она не отзывалась им, тоже молчали, берегли ее. Старуха несколько раз принималась плакать, глядела на них суматошно и нетерпеливо, вздрагивая маленькой головой, когда переводила глаза с одного на другого, и только узнавала их: это Илья, это Варвара, это Люся, но от слез ли или глаза сами по себе видели еще плохо, не могла рассмотреть их как следует и от этого сердилась на себя. Ей вдруг опять пришло в голову, что все вокруг нее неправда - сон или видение, последнее воспоминание о прожитой жизни - потому и стоит перед глазами туман. Отгадывая себя, она замерла, затихла. В комнате было светло тем неярким и чистым светом ясного дня, который бывает перед закатом. Старуха лежала изголовьем к окну, и солнце падало ей в но

Станюкович Константин / Похождения одного матроса (Подлинная история из далекого прошлог

хороший. По сорока центов платили. Чайкин поблагодарил и стал пить вторую чашку, закусывая поджаренным хлебом. Опять наступило молчание. Наконец Чайкин, желая быть вежливым, проговорил: - Очень скусный кофий. - Понравился? Может, еще чашку? - Вовсе не могу. Сыт по горло... Вот вы давеча сказали: "У каждого свое горе!" Это вы правильно сказали. Только разное оно бывает. Наше матросское горе одно, а на сухой пути - другое. Но только здесь, я полагаю, меньше горя, потому как люди без прижимки живут. Сам себе господин. - Это, положим... Но самое большое горе на свете не от тиранства, а когда ежели совесть непокойная! - грустно промолвила еврейка и покачала головой, словно бы хотела избавиться от каких-то мучительных дум.