Книги в электронном виде

Моруа Андрэ / Фиалки по средам

лодежь видит в моих книгах, в них действительно есть. И по зрелом размышлении я прихожу к мысли, что, хотя ты и причинила мне много страданий, за них-то я и должен теперь, когда боль притупилась, поблагодарить тебя. Именно твоей постоянной ненависти я во многом обязан тем, чем я стал. По натуре своей ты--прежде всего разрушительница. В эту форму облеклась твоя злоба. Поскольку .ты не была счастлива, ты ненавидешь счастье, выпадавшее на долю других. Поскольку тебе не свойственна чувственность, ты презираешь наслаждение. Досада превратила тебя в проницательного и одержимого наблюдателя. Подобно тем лучам, которые сразу обнаруживают в громадном куске железа свищ -- угрозу его прочности, ты мгновенно нащупываешь в человеке слабое

Моспан Татьяна / Подиум

делей. Но где бы они сейчас все были, если бы не Пономарева? В замыслах художника. Только ее оборотистость позволяет Дому моды худо-бедно, но выживать. Погодите, придет время, она еще всем покажет! - Аллочка, по-моему, неплохо комментирует, а? - обратилась Нина Ивановна к Зинаиде. (Пригласить на показ Аллу Зубкову, журналистку из местной радиостудии, было собственной идеей Пономаревой.) Зинаида Кудрявцева сдержанно кивнула. Не выносила она, когда кого-то хвалили в ее присутствии. - Ничего, - вынуждена она была все же согласиться. Наташа краем глаза заметила происходившие переговоры Пономаревой с Зинаидой - и наклонилась к Кате: - Нинок и ее недремлющее око. С Зинкой будь поосторожнее: сволочная баба. - Знаю, - кивнула Катя. - Еще в бр

Моуэт Фарли / Собака, которая не хотела быть просто собакой

- объяснил он. -- Ты теперь достаточно взрослый, чтобы понять, что в мужских делах никогда не стоит давать женщине возможность считать, что она права. Не стоит давать ей ни малейшего шанса доказать это. Матт остается дома. Папина логика смутила меня, но я не стал спорить. Так в этот первый сезон мы бродили по полям и озеркам без собаки. Возможно, тогда это ничего бы не изменило. Самому папе и мне предстояло еще многому научиться, а процесс обучения охоте оказался бы невероятно сложным, попытайся мы одновременно натаскивать на дичь и собаку. В день открытия охоты мы с папой были на ногах задолго до рассвета (в ту ночь мы по-настоящему и не ложились). Погрузив ружья и все наше имущество на тряское сиденье Эрдли, мы покатили сквозь сум

Моэм Сомерсет / Рассказы

арем руки. Служитель знал, что викарию приятно, когда восторгаются его талантом. Викарий первым вошел в ризницу, за ним Алберт Эдвард. Последний с некоторым удивлением увидел там двух церковных старост. Он не заметил, как они вошли. Они любезно кивнули ему. - Добрый день, милорд, добрый день, сэр, - поздоровался он с ними по очереди. Оба престарелые, они исполняли обязанности церковных старост в течение всего времени, что Алберт Эдвард работал служителем этой церкви. Теперь они сидели за красивым столом для трапез, который прежний викарий привез много лет назад из Италии. Викарий сел на свободное кресло между ними. Алберт Эдвард смотрел на них поверх разделявшего их стола и с некоторым беспокойством думал о том, что могло стрястись. Он еще н

Мурсатов А.И. / Стожары

школьной сумки шнурок и все это - ремни, лямку, шнурок - связал друг с другом. Затем прыгнул на зыбкий движущийся лед и начал пробираться к Маше. Остановился у самого края разводья и, размахнувшись, с силой бросил девочке конец ремня. Маша не сразу поняла, что ей нужно делать. Ремень просвистел над головой и шлепнулся в воду. Мальчишка быстро подтянул к себе самодельную спасательную веревку, свернул ее в кольцо, сердито крикнул: "Лови, девочка!", и вновь кольцо развернулось в воздухе. Теперь оцепенение Маши прошло. Она поймала конец ремня, уперлась ногами в льдину, и паренек в ушанке начал осторожно подтягивать ее вместе с льдиной к себе. Разводье становилось все уже и наконец совсем закрылось. Паренек схватил Машу за руку и повел к берегу,

Мюллер Гаральд / Рассказы

не берет только меха. Ему неплохо живется. Но как я могла решиться на такое. Только и взяла, что пилочку Руди со стеклянной полочки. Целых полчаса простояла над ней, - а вон там лежала Хельга, - пока наконец отважилась. Не то Руди было бы потом неприятно. ВЕРНЕР. Руди, Руди, Руди! МАТЬ. Ведь эту пилку я ей только одолжила... А Хельга нас оставляет, и пилки нет... Да, он ко мне никогда не приезжает. Во всяком случае, - очень редко. Он очень занят. И потом, он такой ранимый. ВЕРНЕР. Руди ранимый? Ну уж извини. МАТЬ. Просто для него здесь слишком безрадостно. Зато он мне часто звонит. Даже очень часто. Справляется, жива ли я еще. Лемке каждый раз приходит за мной. Пауза. Кажется, в Кляйнмюленфельде нету. ВЕРНЕР. Мама! Чего нет в Кляйнмю

Набоков Владимир / Отчаяние

Будьте любезны, дорогой, -- обратился онъ ко мнe, -- двиньте дальше вашу машину, не пожалeете". Впереди, шагахъ въ трехстахъ, начинался сосновый боръ. Я посмотрeлъ туда и, клянусь, почувствовалъ, {35} что все это уже знаю! Да, теперь я вспомнилъ ясно: конечно, было у меня такое чувство, я его не выдумалъ заднимъ числомъ, и этотъ желтый столбъ... онъ многозначительно на меня посмотрeлъ, когда я оглянулся, -- и какъ будто сказалъ мнe: я тутъ, я къ твоимъ услугамъ, -- и стволы сосенъ впереди, словно обтянутые красноватой змeиной кожей, и мохнатая зелень ихъ хвои, которую противъ шерсти гладилъ вeтеръ, и голая береза на опушкe... почему голая? вeдь это еще не зима, -- зима была еще далеко, -- стоялъ мягкiй, почти безоблачный день, тянули

Набоков Владимир / Под знаком незаконнорожденных

знать не может, она будет ныне лежать щепотью синеющей пыли в холодном ее колумбарии. Он безмерно любил ее и любил Круга с такой же страстью, какую большая, лоснистая, вислогубая гончая питает к провонявшему болотом охотнику в высоких ботфортах, что склоняется к красному костру. Круг мог, нацелясь в стаю самых признанных и возвышенных человеческих мыслей, вмиг ссадить ворону в павлиньих перьях. Но убить смерть он не мог. Эмбер поколебался, затем бегло набрал номер. Занято. Эта чересполосица коротких гудков походила на длинный столбец оседающих одна на другую "Я" в составленном по начальным словам указателе поэтической антологии. Я был разбужен. Я был смущенный. Я вас любил. Я вас узнал. Я в дольний мир. Я верю. Я видел сон. Я встретил вас. Я гл

Набоков Владимир / Подвиг

али Аллой, она писала стихи, -- три вещи, которыя, казалось бы, не могутъ не сдeлать женщины плeнительной. Ея любимыми поэтами были Поль Жеральди и Викторъ Гофманъ; ея же собственные {37} стихи, такiе звучные, такiе пряные, всегда обращались къ мужчинe на вы и сверкали красными, какъ кровь, рубинами. Одно изъ нихъ недавно пользовалось чрезвычайнымъ успeхомъ въ петербургскомъ свeтe. Начиналось оно такъ: На пурпурe шелковъ, подъ пологомъ ампирнымъ, Онъ всю меня ласкалъ, впиваясь ртомъ вампирнымъ, А завтра мы умремъ, сгорeвшiе до тла, Смeшаются съ пескомъ красивыя тeла. Дамы списывали его другъ у дружки, его заучивали наизусть и декламировали, а одинъ гардемаринъ даже написалъ на него музыку. Выйдя замужъ въ во

Набоков Владимир / Пьесы в прозе

Да в передней. Поди-поди-поди. Полюбуйся! Любовь. Я тебя предупреждала, что после сеанса он должен сразу отправляться домой, а не шпарить в футбол. Конечно, он сходит с ума, когда пять мячей... (Быстро уходит.) Трощейкин. Говорят, отвратительная примета. Я в приметы не верю, но почему-то они у меня в жизни всегда сбывались. Как неприятно... Ну, рассказывайте. Ревшин. Да кое-что есть. Только убедительно прошу -- ни слова вашей женке. Это ее только взбудоражит, особенно ввиду того, что она к этой истории относится как к своему частному делу. Трощейкин. Хорошо-хорошо... Вываливайте. Ревшин. Итак, как только мы с вами расстались, я отправился на его улицу и стал на дежурство. Трощейкин. Вы его видели? Говорили с ним? Рев

Нарежный В.Т. / Росиийский Жилбаз или Похождения князя Гаврилы?

тихо). Ну, нечего! что слово, то вздор; что мысль, то дурачество! М у ж (тихо). Как благороден должен быть взор его в эту решительную минуту! Ж е н а (тихо). Когда он с княжною Феклушею забавлялся в бобовой беседке? или когда бежал домой, опрокинув целый стол у старосты? М у ж (громко). Как величественно должно быть тогда лицо его! Ж е н а (так же). Когда он в первый раз явился к нам весь в грязи, в лохмотьях, с расцарапанною харею? Я удивляюсь, сударь, что ты находишь в нем так много отличного; может быть, он и добр, но признаюсь, что ума в голове его ни на полушку. Шутка! потоптать свой огород, из чего? М у ж. Или ты, жена, с ума сошла, или никогда его и не имела. Я читаю историю о Петре Великом и говорил про себя о том положении сего единственного героя, когда он одним сло

Некрасов Виктор / В родном городе

По коридору прошла соседка. Шура дождалась, пока она не скрылась в своей комнате, прошла на кухню и там заплакала. 6 Дни по-прежнему стояли теплые, совсем летние, и Николай целыми днями, скинув рубашку, загорал на своей лужайке. Он привык к чтению. До войны он мало читал, а если и читал, то урывками, когда нечего было делать, да и то те книги, которые откуда-то приносила Шура. Это были все старые, растрепанные, пахнувшие почему-то мышами и пылью книги про любовь, которые Николай тут же забывал - он не любил читать про любовь. В госпитале он стал читать. Сначала тоже от нечего делать. Зашел как-то после кино в библиотеку, просмотрел газеты, увидел на полках книги и попросил, чтоб ему дали что-нибудь интересное, только не про войну