Книги в электронном виде

Лесков Николай Семенович / Владычный суд

псардака грудь, - все это было точно покрыто тонкими ссадинами, из которых, как клюквенный сок сквозь частую кисею, проступала и сочилась мелкими росистыми каплями красная влага... Это видеть ужасно! Кто никогда не видал этого _кровавого пота_, а таких, я думаю, очень много, так как есть значительная доля людей, которые даже сомневаются в самой возможности такого явления, - тем я могу сказать, что я его сам видел и что это невыразимо _страшно_. По крайней мере это росистое клюквенное пятно на предсердии до сих пор живо стоит в моих глазах, и мне кажется, будто я видел сквозь него отверзтое человеческое сердце, страдающее самою тяжкою мукою - мукою отца, стремящегося спасти своего ребенка... О, еще раз скажу: это ужасно! Пышные бе

Лесков Николай Семенович / Обойденные Роман в трех частях

иком страждущего человечества, которому он с раннего детства привык служить под руководством своей матери и которое оставалось ему навсегда близким и понятным; к людским неправдам и порокам он был снисходителен не менее своей матери, но страстная религиозность его детских лет скоро прошла в доме дяди. Он был, что у нас называется, "человек разноплетеный". Нарушаемый извне мир своего внутреннего Я он не умел врачевать молитвой, как его мать, но он и сам ничего не отстаивал, ни за что не бился крепко. Он никогда не жаловался ни на что ни себе, ни людям, а, огорченный чем-нибудь, только уходил к общей нашей матери-природе, которая всегда умеет в меру успокоить оскорбленное эстетическое чувство или восстановить разрушенный мир с самим собой. Жизнь

Лесков Николай Семенович / Последняя встреча и последняя разлука с шевченко

Лесков Николай Семенович / Николай гаврилович чернышевский в его романе 'что делать?'

Лесков Николай Семенович / Русский драматический театр в петербурге

Лесков Николай Семенович / Литератор-красавец

Лесков Николай Семенович / Большие брани

Лесков Николай Семенович / Русские общественные заметки

вопрос в другой стране, того мы не знаем, но у нас решение ему исстари готово. - Правительство, мол, должно нас освободить от кокоток; распоряжение-де сделать и запретить и "этцетера, а нам спать пора". Поспешай, благодетельное начальство! Вот уже истинно не мимо сказано, что "мы рады вмешать правительство даже в ссоры с нашими собственными женами". Сколько тут может правительство? Мы это уже видели. Кроме одной путаницы, суматохи и ближайшего сознания полнейшей непригодности всех мер ничего нельзя предсказать. И потом: за что, за какие грехи вмешать в это дело правительство? Оно кокоток не заводило, - их завело общество; оно одно властно само с ними и разделаться. С правительства же

Лесков Николай Семенович / Соборяне

вычною человека способом и затем опять расстались. Дверь теперь оставалась отворенною: объяснилось, зачем старик непременно хотел ее припереть. Отцу протопопу не спалось, и он чувствовал, что ему не удастся уснуть: прошел час, а он еще все ходил по комнате в своем белом пикейном шлафоре и пунцовом фуляре под шеей. В старике как бы совершалась некая борьба. При всем внешнем достоинстве его манер и движений он ходил шагами неровными, то несколько учащая их, как бы хотел куда-то броситься, то замедляя их и, наконец, вовсе останавливаясь и задумываясь. Это хождение продолжалось еще с добрый час, прежде чем отец Савелий подошел к небольшому красному шкафику, утвержденному на высоком комоде с вытянутою доской. Из этого шкафа он достал Евгениевский "Ка

Лесков Николай Семенович / Захудалый род

то в кавалерии соответственнее, он под лошадь попал, только, слава богу, под смирную: она так над ним всю ночь не двинулась и простояла; тогда его от этой опасности в огуменные старосты назначили, но тут он сделал княгине страшные убытки: весь скирдник, на многие тысячи хлеба, трубкой сжег. И после этого как проспался да все это понял, что наделал, так пошел с горя в казенное село, на ярмарку, да там совсем и замутился: отлепил от иконы свечку в церкви и начал при всех за обеднею трубку закуривать. Его мужики начали выводить, да и помяли. Привез его к нам на телеге один тоже чудак дворянин, Дон-Кихот Рогожонич звался, только, покойник, уже плох был и вздохнуть не мог. Княгиня ему послали бутылку нашатырного спирту, чтоб он хорошенько вытерся, а вдру

Лесков Николай Семенович / Чёртовы куклы

домой, Марчелла. Пойдём, я провожу тебя. - Благодарю, - отвечала Марчелла и пошла с ним рядом, но, пройдя недалеко по каменистой дороге, остановилась и сказала: - Меня покидают силы. - Отдохнём. Они сели. До них долетали звуки пьяных песен. - Как они противно поют! - уронила Марчелла. - Да, - отвечал Мак. - Он пропадёт? - Не знаю, да и ты не можешь этого знать. - Моё сердце это знает. - Твоё сердце и здесь его не спасало. - Ах да, добрый Мак, не спасало. - Что же будем делать? - Жалей его вместе со мною! И она братски поцеловала Мака. А там все ещё пели. Такого взрыва восторженных чувств друзья не видали давно, и, что всего лучше, их пированье, начатое с аффектацией и

Лесков Николай Семенович / Леди макбет мценского уезда

ки. Сергей ничего ей не ответил. Губы Сергея дрожали, и самого его била лихорадка. У Катерины Львовны только уста были холодны. Через два дня у Сергея на руках явились большие мозоли от лома и тяжелого заступа; зато уж Зиновий Борисыч в своем погребке был так хорошо прибран, что без помощи его вдовы или ее любовника не отыскать бы его никому до общего воскресения. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Сергей ходил, замотав горло пунсовым платком, и жаловался, что у него что-то завалило горло. Между тем, прежде чем у Сергея зажили метины, положенные зубами Зиновия Борисыча, мужа Катерины Львовны хватились. Сам Сергей еще чаще прочих начал про него поговаривать. Присядет вечерком с молодцами на лавку около калитки и заведет: "Чтой-то, однак