Книги в электронном виде

Мищенко Дмитрий / Северяне

а их, он охраняет людей от злых духов, от мора и бесплодия. А особливо сегодня, в ночь под Ивана Купалу! Сегодня он не только всепобеждающая, но и всеочищающая сила. Огонь словно пробудил окрестности. На берегах Десны, Стрижня, Белоуса - по всей Северянщине запылали костры. Сначала появились несмелые, едва заметные огни за рощами, лесами и урочищами; потом взлетели они жарким пламенем в небо и залили светом всю округу. Будто огненные цветы трепетали над лесом, величавые и прекрасные в нависшем над землею мраке! Ожили и люди на поляне. Шум, возбужденные крики вместе с искрами разлетаются над костром и, ударившись о высокие стены леса, звенят под темными сводами неба. Девчата снова берутся за руки, ходят вокруг марены, поют песни. Но парн

Мусаси Миямото / Книга Пяти колец

щая ритм каждой ситуации, ты будешь способен наносить удары и атаковать противника естественно. Вот -- Путь Пустоты. Я намерен показать, как следовать ему, согласуясь с природой. "Ити Рю Ни То" ("Одна школа -- два меча") Воины, командиры и рядовые носят два меча. (Самурай обычно носил мечи заткнутыми за пояс так, что лезвия клинков были обращены вверх. Короткий меч носился всюду, длинный -- только вне помещения. В разные времена существовали различные правила относительно формы и длины мечей, Самураи носили два меча, а остальным классам был разрешен только один -- для защиты от разбойников на дорогах. Воин держал короткий меч у изголовья постели, а для длинного в каждом самурайском доме стояла специальная подс

Немировский Александр / Слоны Ганнибала

Господина города, Мелькарта, и показал статую, которой приносят человеческие жертвы. - У вас хитрые цари и жестокие боги. Прошло не более недели, и Масинисса, как казалось Ганнибалу, немного освоился с суетой городской жизни. Он ходил по тротуарам, не натыкаясь на прохожих. Слыша вопли избиваемых рабов, не бросался в дом, чтобы за них заступиться, не выпускал на базаре из клеток певчих птиц, не заплатив за них денег. Ганнибал стал отпускать Масиниссу одного. Из прогулок по городу Масинисса стал возвращаться поздно. У него было удовлетворенное лицо и сияющий взгляд. - Тебе нравится наш город? - спрашивал Ганнибал, радуясь хорошему настроению своего подопечного. - Мне никогда не было так хорошо, как сейчас, - отвечал нумидиец.

Новиков-Прибой / У дальних берегов

метной белой вышкой, и только огромный пик Антония, упиравшийся в небо, все еще хорошо был виден издали. Проходя мимо северного берега острова Кунашир, моряки смотрели на голые отроги трех горных кряжей, на лесистые ущелья между ними и долины. Отдыхая под парусами и развлекаясь открывающимися новыми видами природы, люди начали забывать о перенесенных испытаниях трудного пути, но невзгоды как будто подстерегали их каждый раз внезапно. Началось странное явление - ветер постепенно слабел, а зыбь еще больше увеличивалась. На середине пути в воздухе наступило полное затишье, паруса повисли, как. тряпки, и бот совсем остановился. Но кругом, на всем пространстве пролива между островами, вода бурлила, как кипяток в. кастрюле на жарком огне. Здесь не

Новиков-Прибой / Цусима

обслуживали корабль. И уносит он нас в неведомые края, туда, где буйствуют огненные вьюги, гася человеческие жизни, - либо победить врага, либо самому погибнуть в безвестной пучине. Разве за них, за этих матросов и офицеров, не молятся матери так же, как и за меня? И разве у наших врагов менее любящие матери, и разве они не проливают слезы, обращаясь к своему богу? Но кого-то из нас ждет холодная могила. С надломленным крылом души я сошел с мостика. Броненосец "Орел", развевая андреевский флаг, продолжал отмерять морские мили. 5. ВЫСОЧАЙШИЙ СМОТР На второй день около полудня показались маяки и острова. Сочно заголубело небо, словно кто мокрой тряпкой смахнул с него грязь облаков. Ветер замирал, но все еще был достаточен, чтобы двигать парусники,

Осетров / Гибель волхва

я здесь в одиночестве, осуждающе смотрит ему вслед, а перед кумиром догорают последние поленья; скоро они угаснут, и прежде вечный дым, поднимавшийся от этой земли к ирью-раю с душами предков, иссякнет. В лесу скоро потемнело, и, вспомнив то утро, старый Всеслав теперь горько усмехнулся: на долгих сорок лет шагнул он тогда из света в сумерки. Побывал в закупах и холопах [закуп - наемный сельхозработник, получивший ссуду от боярина-землевладельца и обязанный ее отработать; холоп - (кабальный, полный) - в Древней Руси раб], жил и на вятичских, и на родимичских землях, в чужих весях одиноким изгоем орал - пахал чужие рольи, и только к седым волосам решил пойти в Киев, великий город, где мог жить каждый русич...

Павич Милорад / Пейзаж, нарисованный чаем

всего лет сто. Достаточно, чтобы душе с телом расстаться, и не один раз. Был один из тех дней, когда сбывается пословица "Ударь палкой по кусту -- вырастет цветок!". В такой-то день Афанасий Свилар и его сын Никола делали первый привал на своем пути. В маленьком доме родителей Афанасия в Матарушке над дверью висел на счастье венок, через который подоили корову. На столе стояла горячая молочная похлебка с укропом, из которой выглядывали бараньи глаза. В этих глазах Свилар прочел, что на улице, где уже стало теплее, чем в домах, разросшийся папоротник предвещает еще одну тяжелую сухую весну с облаками цветочной пыльцы. Его собственный зимний голос в уже наступившем новом времени года звучал по меньшей мере странно. Все-таки это многовато -- к

Павич Милорад / Хазарский словарь

й, закаленной в огне горящего верблюжьего навоза. Его одежду, обшитую кружевами и испачканную кровью, в то время из Джулы, где Гргур жил с матерью, посылали в Царьград, чтобы ее там выстирали и отгладили под надзором отца, просушили на свежем ветре с Босфора, отбелили под греческим солнцем и с первым караваном отправили обратно в Джулу. Второй, младший, сын Аврама Бранковича лежал в то время где-то в Бач- ке за разноцветной печью, сложенной наподобие церкви, и мучился. Говори- ли, что с тех пор, как на ребенка помочился дьявол, он встает по ночам, убегает с метлой из дома и подметает улицы. Потому что по ночам его со- сала Морь, кусала за пятки и из его сосков текло мужское молоко. Напрас- но втыкали в дверь вилку и, поплевав на сложенные в кукиш три пальц

Петров Эдуард / Паруса в океане

вала. Вдруг этруск, лоснящийся от оливковых втираний, метнулся в стремительном броске, и его кулак, словно молот, сбил противника с ног. Падая, Эред ударил его ногами. Оба борца к восторгу царя и зрителей, свалились с помоста. Астарт, подсаживая друга, посоветовал: - Попробуй вывести его из себя. Борцы вновь сошлись. Этруск - атлет бурного темперамента. Его победы были всегда ошеломляюще быстры. Он старался выложиться до предела в первые же мгновения схватки, подавлял сознание противника необузданной, бешеной мощью, перед которой, казалось, ничто не может устоять. Эред же был совершенно иного склада, нуждался во времени, чтобы развернуться во всю силу. Привыкший к нечеловеческим перегрузкам,

Пикуль Валентин / Слово и дело

е цокали ко- пыта коня посольского. Голицын проезжал как раз через Гилянь, недавно отдан- ную Надиру - от неразумных щедрот Анны Иоанновны. Посольство русское въехало в Мешхед, когда небеса уже темнели. В голову князя и его свиты летели камни, пущенные шейхами или нищими. Обнаженные дервиши сидели на корточках в теплой пыли и, закатив глаза под лоб, проникались молитвами, искусно расковыривая щепочками свои язвы. Трупы умерших от голода валялись по обочинам рядом с дохлыми собаками, никем не убранные. В тончайший аромат персидских роз врыва- лось, смрадно и густейше, зловонье из канав проточных. А в тени кустов мин- дальных стояли наготове блудницы, держа в руках подушки и одеяла; непристойно крутя голыми животами, они распевали стихи в честь святого Хуссейна, сочине

Платонов Андрей / Счастливая Москва

зал он, ибо, чтобы совершенно уничтожить стрептококков, надо было искрошить не только всю голову больного, но и все его тело до ногтей на пальцах ног. Самбикину было ясно, что разверстое, с тысячами рассеченных сосущих кровеносных сосудов, горячее, беззащитное тело больного жадно вбирало в себя стрептококков отовсюду -- из воздуха, а особенно -- из инструмента, который стерилизовать начисто невозможно. Нужно было дано перейти на электрическую хирургию -- входить в тело и кости чистым и мгновенным, синим пламенем вольтовой дуги -- тогда все, что носит смерть, само будет убито и новые стрептококки, проникнув в раны, найдут в них сожженную пустыню, а не питательную среду. -- Кончено! -- сказал Самбикин. Сестры уже перевязывали г

Платонов Олег / Жизнь за царя

и храм, ни себя, а будешь живой мертвец, как в Евангелии говорится". Житейской, бытовой, хозяйственной основой Святой Руси, придававшей ей общественную устойчивость, служило отношение к труду как добродетели. Труд для русского человека не сводился к совокупности действий или навыков, а рассматривался как проявление духовной жизни, нравственное деяние, богоугодное дело, причем трудолюбие было характерным выражением духовности. То, чему учит Григорий, полностью соответствует этим представлениям, особенно он возвеличивает крестьянский труд (сам до конца своей жизни не переставал трудиться в своем хозяйстве, хотя имел все возможности этого не делать). "Сам Самодержец Царь крестьянином живет, питается от его рук трудящихся, и все птицы