Книги в электронном виде

Маканин Владимир / [Высокая-высокая луна 7.] Боржоми

аз молча? - Дразнишь? - Ладно, ладно. Что именно ты хочешь?.. Вгоню кол. Трахну. - Только не так вяло. Мы вышли в сад к колодцу. Уселись там на могучее бревно. Когда уже совсем-совсем стемнело... Курили медленно. Вика дурачилась, крутя и лаская мне ухо свободной от сигареты рукой. А я на прохладной колодезной крышке нащупал кружку. Крупная старомодная - на цепочке, конечно. Цепка длинная и нетяжелая. Кружка погружалась медленно. Можно было вести счет. Я сравнивал... Кружка уходила в глубину... А луна (на тот же счет) выходила из мглы. Я выпил половину этой огромной кружки. Глоток за глотком - не отрываясь глазами от ночного неба. От выползающего желтого светила. Когда вернулись к постели, я явно повеселел... Постель имеет свой почерк! При луне... Я легонь

Маканин Владимир / [Высокая-высокая луна 8.] Коса - пока роса

ывая, старикан думал о высокой луне - этот желтый барабан вот-вот позовет... Неудержимо! Пятно заката уже с вечера обещало великолепное торжественное ночное небо. Слегка бредить - это приятно. Ему виделась сладкая нелепица: вдруг Аня придет сама. А почему нет?.. Ему как бы сверху (с небес) нашептывали, что поиск поиском и инстинкт инстинктом, но однажды его труды и страдания кончатся сами собой - получи награду! И это ж какая изысканная халява... Никаких мучений... Женщина в ночь придет сама. Он все же вздремнул. Коротко, по-стариковски поспал еще пять, ну, десять минут. Встал тихо-тихо: пора!.. Луна уже ждала. Он вышел в ночь, оглядывая огромное звездное небо, как нечто новое. "Я похож на спятившего", - думал Петр Петрович, наращивая шаг. И так легко, так за

Маканин Владимир / Простая истина

Маканин Владимир / Где сходилось небо с холмами

идцать пять, но не больше, когда однажды во время концертирования в Пскове, в перерыве после первого отделения, к нему подошел, точнее, подскочил некий человечек. - Здрасте, - радостно пискнул он; небольшого роста, с резкими преждевременными морщинами, он был из тех, кто все повторяет: здрасте, и вновь: здрасте, умиляясь и заглядывая в самые глаза, какой, мол, артист рядом. Он умилялся, млел, а Башилов отметил, что руки его дрожат. - Помните меня? - спрашивал он, но Башилов, конечно, не помнил, пока не было сказано, что это и есть Геннадий Кошелев, малоудачливый певец, притча во языцех в поселке. И конечно же Кошелев тоже узнал пианиста не по лицу, узнал по фамилии, по афише. - Такие вот наши судьбы. Вы уже большой музыкант, а я ничто, совсем ничто, - торопился сказать

Маканин Владимир / [Ключарев-роман 1.] Ключарев и алимушкин

Маканин Владимир / [Ключарев-роман 2.] Голубое и красное

ейчас я припомню... - И припоминать нечего, - язвила бабка Матрена. - Указ указом, а люди людьми. Тут они обе, а с ними и Мари, - все трое разом смолкли, потому что маленький Ключарев заворочался; он слез с печки и зашлепал босо по полу. "Жарко мне..." - повторял, а они на него, температурящего, кидались с объятиями. Уговаривая его никуда не ходить и полежать ("Милый ты мой, родной", - бубнила одна бабка, а другая бубнила: "Золотой ты мой, серебряный!"), они упрашивали еще и еды не есть, а выпить лекарство: пережди, милый, пережди, золотой, однако, как только он решительно хватал хлеб, кружку молока, яйцо, они ничего поделать не могли, неспособные отнять кусок в голодное время. Одна перед другой они только и суетились, чтобы выпил он доморощенное лекарство, отвар трав

Маканин Владимир / [Ключарев-роман 3.] Повесть о старом поселке

молчаливый, речь вялая - усталость к концу недели. Ключарев ставит пластинку, послушать что-нибудь мелодичное - это будет, пожалуй, к месту и неплохо и сотрет некоторую нечисть нынешнего дня. Жена рассказывает, что недавно звонила Анечка - сестра Ключарева. Она живет в Химках, но видятся они не часто, хотя родной человек. - Кажется, мужа Анечки все-таки положат на операцию... Анечка сказала, что очень боится. Ключарев понимающе кивает. Он любит сестру. А дело уже давно шло к операции. Утро с солнцем, пестрое... Лида пришла раньше - Ключарев, выйдя из метро, сразу же замечает ее у будочки "Союзпечати". Три года не видел. Время изрядное. Лида стала как-то меньше ростом, маленькая среди толпящихся людей, - но лицо по- прежнему привлекательно, более того, лицо,

Маканин Владимир / [Ключарев-роман 4.] Лаз

шен серебряный оклад с иконы - святая вода желудка не испортит. Тогда они мило посмеивались; старичок тоже. Теперь же, вдруг воодушевившись чужой, всплывшей на поверхность идеей, Ключарев быстро проходит на соседнюю дачу. Он идет напрямую - через огород с кустами малины, как ходили прежде и ходят, вероятно, сейчас сами Чурсины. По пути съедает, выхватив из листвы, несколько ягод. Отыскивает вход. Стучит. Вход в бункер в густом разросшемся малиннике, еще более мощном, чем у ограды. Спуск в несколько ступеней в яму, где из земли выступает голый темный бок цистерны, как бок присыпанного землей динозавра. "Привет!" - говорит Чурсин, открывая скрипящий люк. Ключарев протискивается, дверца люка вырезана прямым куском из тела самой цистерны, после чего посажена на грубова

Маканин Владимир / [Ключарев-роман 5.] Стол, покрытый сукном и с графином посередин

Но ТОТ, КТО С ВОПРОСАМИ, конечно, спрашивает. Он не потерял нить. - Вы сказали, что очередь не состоит из людей. - Я?.. (Я сказал только то, что сам я никого в очереди не ударил.) - Вы сказали, что в очереди за продуктами уже не люди, а толпа. И если кого-то избили, то виноватых нет... - Разве я это говорил? (Он меня втягивает. Он куда-то меня подталкивает.) - Но послушайте. Мы все для чего-то сидим здесь и внимательно вас слушаем. Конечно, у нас нет магнитофона, но ведь у нас есть уши... МОЛОДОЙ ВОЛК, который ближе к центру: - Дядя думает, что в очередях бывает только он - а мы в очередях каждый день не стоим! КРАСИВАЯ ЖЕНЩИНА, продолжая оставаться недовольной: Дядя вообще не думает. ПАРТИЕЦ: - Друзья. Человек не может раскрыться, не захотев этого

Санин Владимир / Не говори ты арктике - прощай

мартышек, делает из них всеобщее посмешище и - хуже того, ломает их служебную карьеру. Думаю, что при встречах с ним собеседники будут либо молчать, либо тщательно взвешивать каждое слово. Так что полярники - народ весьма своеобразный, со своей, присущей только им, этикой, которая складывалась и отшлифовывалась многими десятилетиями. Стать для них своим необычно трудно: малейшая фальшь, преувеличенная почтительность, попытка слишком быстрого сближения может испортить все. Некоторая неряшливость в экипировке и не слишком изысканный лексикон (только до появления живых женщин!) никого не должны обмануть: сегодняшний полярник - как правило, человек интеллигентный, начитанный и в высшей степени порядочный по отношению к делу и товарищам. Исключения только подтвержд

Ирвинг Вашингтон / Легенда о наследстве мавра

Ирвинг Вашингтон / История Нью-Йорка

ча арлекина. Если кто-нибудь из наших современных мудрецов, пустившихся в теоретический полет среди звезд, заблудится в облаках и подвергнется опасности свалиться в бездну чепухи и нелепости, ему останется лишь схватить комету за бороду, усесться верхом на ее хвосте, и вот он уже победоносно скачет, как волшебник на своем гиппогрифе или коннектикутская ведьма на своем помеле, собираясь "смести паутину с неба". Существует старая простонародная поговорка о "нищем верхом на коне" {26}, которую я ни за что на свете не отнес бы к нашим почтеннейшим философам; однако я должен признаться, что кое-кто из них, взобравшись на одного из этих горячих скакунов, начинает выделывать такие же дикие курбеты, какие совершал во время оно Фаэтон {27}, когда