Книги в электронном виде

Грин Грэм / Путешествия с тетушкой

- Именно так. Можете убедиться сами. Пакет на книжном шкафу. Пока я не подготовил клумбу, я временно поставил урну на шкаф, как раз над полкой с собранием сочинений сэра Вальтера Скотта, которое досталось мне в наследство от отца. Несмотря на свою лень, отец был страстным книгочеем, причем библиотека его не отличалась большим разнообразием. Отца вполне устраивало быть обладателем книг нескольких любимых авторов. К тому времени, когда он кончал собрание Вальтера Скотта, он успевал забыть содержание первых томов и с удовольствием принимался в очередной раз за "Гая Мэннеринга". Помимо Скотта, у него было полное собрание Мэриона Кроуфорда [американский писатель (1854-1909)] и поэзия девятнадцатого века - Теннисон, Вордсворт, Браунинг и "Золотая с

Грин Грэм / Человеческий фактор

исходит дома. В одном из африканских секторов - в Шестом-А. - Я как раз закончил проверку Шестого отдела, - заметил Дэйнтри. - Правда, всего лишь обычный прогон. Просто чтобы познакомиться с народом. - Да, мне говорили. Поэтому я и пригласил вас сюда. Рад был, конечно, и вашему участию в охоте. Ну и вы что-нибудь заметили? - Немного подраспустились. Но и во всех других отделах тоже. К примеру, я проверил, что берут с собой сотрудники, когда идут обедать. Ничего серьезного, но количество чемоданчиков меня поразило... Проверку я провел, конечно, в порядке предупреждения. Но человек нервный от такого предупреждения способен запаниковать. Мы же не можем требовать, чтоб они раздевались догола. - А в алмазных копях так и делают, но я с вами согласен:

Грин Грэм / Наш человек в Гаване

мы рождались клоунами, нам бы не грозило ничего дурного, кроме разве небольших ссадин... Да еще в известке немного перемажешься. Не учись на собственном опыте, Милли. Это губит душевный покой. - А что ты делаешь сейчас? - Хочу пошевелить ушами. Раньше я умел. А вот теперь не получается. - Ты все еще скучаешь по маме?. - Иногда. - Ты все еще ее любишь? - Может быть. Время от времени. - Она, наверно, была очень красивая в молодости? - Да она и сейчас не старая. Ей тридцать шесть. - Ну, это уже старая. - А ты ее совсем не помнишь? - Плохо. Она ведь часто уезжала, правда? - Да, часто. - Я все-таки за нее молюсь. - О чем ты молишься? Чтобы она вернулась? - Конечно, нет, совсем не об этом. Мы можем обойтись и бе

Грин Грэм / Капитан и Враг

ть, две, три или даже четыре (время здесь - не как в школе - текло без счета), - прежде чем я снова увидел Капитана, причем наша встреча произошла при несколько странных обстоятельствах. За время его отсутствия я научился многому, чего не знал в школе: как готовить сосиски и надрезать их, прежде чем положить на сковородку, и как разбивать яйцо о край сковороды, чтобы приготовить яичницу с беконом. Я познакомился также с булочником и мясником, ибо моя приемная мать часто посылала меня за покупками - она почему-то не любила выходить из дому, хотя каждое утро заставляла себя дойти до угла, покупала газету и бегом возвращалась назад, точно мышка в свою норку. Я не знал, зачем она покупала газеты - она же так мало времени уделяла каждой из них, что едв

Кафка Франц / Исследования одной собаки

нас так волнует, когда мы слышим старинные и такие наивные саги. Там и сям проходит такой глубокий намек, что мы подпрыгнули бы от изумления, не дави на нас эта тяжесть веков. Нет, как ни много я имею возразить против своего времени, прежние поколения не были лучше новых, более того, в известном смысле они были даже много хуже и слабее. Разумеется, чудеса и в ту пору не валялись под ногами на улице, но собаки еще не были тогда такими, не могу подобрать иного слова, собачными, как теперь, общая связь собак была еще неплотной, истинное слово могло еще возыметь свое действие, могло определить, переопределить созидаемое, изменить его по желанию говорящего, обратить в свою противоположность, и слово такое имелось, во всяком случае оно было близко,

Дал Роалд / Убийство Патрика Мэлони

е, что так или иначе сообщало ее лицу утонченно-рассеянное выра­жение. Что еще примечательнее, они не глядели прямо на вас. Они как-то медленно откуда-то выкатывались, от­чего мне становилось не по себе. Я пытался разглядеть, какого они цвета; мне показалось -- бледно-серые, но я в этом не могу быть уверен. Затем ее повели через всю комнату, чтобы познако­мить с другими гостями. Я стоял и наблюдал за ней. Очевидно было: она понимала, что пользуется успехом, и чувствовала, что эти лондонцы раболепствуют перед ней. "Посмотрите на меня, -- словно говорила она, -- я при­ехала сюда всего лишь несколько лет назад, однако я уже богаче любого из вас, да и власти у меня побольше". В походке ее было нечто величественное и надменное. Спустя несколько м

Дальтей Жозеф / Фарфоровая джонка

езал его ножом и бросил обрывки в море. Канаты упали. "Святая Эстелла" пошла по ветру. Бастард из Э влез на главный марс. Поперечная царапина перерезала шею с толстой лиловой кожей. Широкий нос выдавался над лицом. Прекрасные глаза, привычные к одиноким созерцаниям, сверкали под густыми бровями. Слабый ветер насвистывал в снастях отрывистый мотив. На палубе радостный Поль Жор разговаривал с матросами. Он в третий раз пересчитал их, оделяя похвалами, сластями и щелчками. Все были налицо, кроме Генуэзца, закованного в глубине трюма. Капитан переходил от одного к другому и говорил с ними о Франции, о Дьеппе, об улице Орей. Все были полны энергии. У камбуза, в тазе красной меди, ползали мелкие раки. Он схватил одного и проглотил живьем. Поль перечи

Дар Фредерик / Грузовой лифт

случилось? - взволнованно прошептал я. Ее глаза были прикованы к вешалке в вестибюле. На ней висело темно-серое пальто с велюровым воротником. Когда мы уходили, пальто не было. Это пальто наводило страх. Она старалась не дышать и прислушивалась, словно по тишине в квартире хотела определить, где опасность. Опасность была! Я чувствовал это с той уверенностью, которая убивает всякий страх. - Это пальто вашего мужа? - прошептал я. Она быстро кивнула головой. - Значит, он здесь? Я собирался еще что-то сказать, но она быстро закрыла мне рот ладонью. Она продолжала прислушиваться. Самым страшным было это пальто и абсолютная тишина в квартире. Я отстранил ее ладонь, но не выпустил из рук, будто старался придать женщине смелости. Я слышал, как громко стучит ее сердце. Я о

Дар Фредерик / Любовник для двоих

йду. Она не возражала. За ужином Ева была очень весела и разговорчива. Она вела себя так, будто выпила: вскрикивала, бурно жестикулировала, начинала смеяться без всякой причины. По-прежнему, видно, была не в себе от нашего поцелуя. Теперь я уже точно не мог никуда выйти. Я боялся, что она все расскажет Элен, и готов был что угодно сделать, лишь бы только Элен не узнала о том, что произошло у нас с Евой. Бывают в жизни минуты, которые хочется безжалостно из нее вычеркнуть. Боже, как я ненавидел теперь те мгновения! После ужина мы присели подышать воздухом в патио. Ева внезапно замолчала и застыла. Похоже, у нее опять начинался кризис. Элен предложила пойти спать. И мы ухватились за эту возможность спрятаться от надвигавшегося наваждения.

Дар Фредерик / Смерть, о которой ты рассказыл

из комнат она умерла, и отравил ли ее муж. Но больше, чем все остальное, меня терзало нежное отношение Мины к сыну. Они больше не расставались. Когда я неожиданно входил в комнату, в которой он сибаритствовал, то все время находил их в обнимку, и тогда мне хотелось орать. Их сообщничество раздражало, так как мне казалось, что оно было направлено против меня. Впервые с того времени, как Мина стала хозяйкой в моем доме, я стал смотреть на нее как на самозванку. Эти двое захватили мое поместье. Они вытесняли меня из него. Чужим здесь был я. Они говорили вполголоса и смолкали, когда я приближался к ним. Однажды я не сдержался. - Если я вам мешаю, то скажите об этом! - закричал я. Они, казалось, искренне удивились. Мина пришла ко мне в комнату, где

Жапризо Себастьен / Долгая воскресная помолвка

д траншеями. Вдвоем с Боффи мы остались с осужденными, а мои пехотинцы караулили за дверью Си-Су сидел у печки, подсушивая одежду. Уголовник заснул. В течение получаса Василек рассказывал о вас в восторженных выражениях, часто повторяясь, мысли его разбегались. Но за наплывом слов то там то сям проглядывала, как белая галька, правда. Я живо представлял себе свежесть вашего чувства, ваши светлые глаза и как вы его любили. Он был счастлив, был уверен, что увидит вас снова и что уже готовится свадьба. Он вам написал об этом - неважно, что карандашом водила другая рука. Это письмо написано там при свете свечей и керосиновой лампы. Разрешение написать последнее письмо, должен признаться, исходило от лейтенанта Эстранжена, который вернулся

Жапризо Себастьен / Убийственное лето

танцевала с парнем, который явно не поспевал за ней. Я забрал пиджак и ушел. В кафе выпил еще кружку пива. И тут впервые почувствовал то, что другие - кроме матери, Микки и Бу-Бу - никак не могли понять. Когда я вот только что стоял у стойки, все глазели на нас просто потому, что она была со мной, и от этого все вокруг казались оживленными, и я сам тоже. Наверно, глупо, но ни с одной девушкой я не чувствовал себя таким гордым, хотя однажды у меня была и покрасивее. Я гордился копной ее волос, ее походкой, ее большими, никого не видящими глазами, всем ее кукольным видом. Именно так: она была похожа на уже знакомую с детства куклу, выросшую одновременно со мной. И вот я сидел, как болван, один перед кружкой пива. Один. Я пошел к оставленной в т